Кровь и дым: Хроники Стриксов. Глава 2: Полуночное сообщество

Вот я скачу по улице. Ностальгия роится снежным вихрем в моей мертвой голове. Нет ничего невозможного. Безрассудство! Сдержать глупое, нелепое обещание, ткнуть средний палец в лицо их глупой Пляске Смерти и голодному-голодному небу.

Я взбираюсь по пожарной лестнице. Стучусь в ее окно.

Она пугается. Я влезаю. Произношу ее имя. Она произносит мое, но с вопросительной интонацией. Никакого взрыва сдерживаемых эмоций. Я показываю ей карточку. «Обещание!» — я говорю. Я могу сдержать обещание, опечатать его алыми антиоксидантами, и похуй, какие свободные радикалы могут появиться.

Она роняет карточку. Растеряна. Она даже не помнит. Она отшатывается. Я кусаю, ловлю ее обмякшее тело, пытаюсь извиниться. При свете я вижу гусиные лапки в уголках е глаз, из-под задранной юбки виднеются растяжки. Где же девчонка? Я снова кусаю. Жадно пью. Это безумно, глупо, но внутренний голос говорит, что я питаюсь жизнью, так что могу выпить все годы между «прежде» и «теперь». Я познаю ее глубины. Касаюсь самого дна. Нет девчонки.

Я смотрю в мутное отражение своего лица в зеркале в прихожей. Сколько ж времени прошло? Так больно, но я очищаю свои мысли, прорываюсь через завесу, и мое отражение проясняется. Редеющие волосы. Второй подбородок. Когда это случилось? Куда подевался сухопарый байроновский мальчишка?

В соседней комнате заплакал ребенок.

Моя тень смеется надо мной. Венди не в строю, да и я не е*ный Питер Пэн.

У Проклятых есть иерархия потребностей. Она начинается с самого низа, когда ты стоишь на четвереньках и отчаянно вылизываешь алый струп из щелей в тротуарной плитке – и никого не касается, что ты при этом портишь свою лучшую воскресную одежду.

Вампирам нужна кровь и убежище, подобно тому, как людям нужна еда и убежище, или даже любовь.

Кровь

Все к этому сводится. Открой любую дверь. Неважно. В этом кошмарном лабиринте развлечений всякий коридор ведет в комнату для кормежки.

Как и всем, вампирам нужна еда. Они жаждут крови живых. У вампиров голод более императивный, чем у смертных. Если он истощен и не может поесть, он впадет в торпор, в длительную спячку мертвых.

Вампир хорошо приспособлен для кормления. Когда он готов, его клыки вытягиваются. Вампирская кровь, микроконцентрация которой присутствует во рту, как и укус сам по себе, вызывают интенсивное чувство эйфории у реципиента. Вампиры называют это Поцелуем. Это и любовь, и похоть для обеих сторон процесса. Это как секс, от которого вы хотели бы воздержаться, но не можете. Это порочно по природе своей, нарушает любые моральные устои и разумные ограничения. Затем наступает кульминация – кровь бежит по венам вампира, будто он все еще жив.

Закончив пить, вампир просто зализывает рану, и она затягивается, подобно тому, как он может заставить собственную кровь, или Витэ, латать свои раны.

После Смертный наслаждается приятной сонной истомой. Тело вампира активизируется. Раньше оно было пустым, а теперь полно. Вампир может сделать все, что угодно! Но кайф угасает быстрее, чем янтарные огоньки сигаретных окурков. И хищник, и жертва чувствуют внутреннюю дрожь, понимая, что есть причина, по которой живым нельзя сношаться с мертвыми.

После Поцелуя у смертных остается неясное воспоминание о произошедшем. Сила и сверхъестественные гипнотические способности обычно для этого и не нужны, но легкость кормления не освобождает вампира от греха. Существуют последствия. Причинен вред, а вред другому влечет вред самому себе. С Поцелуем кое-что передается. Разум жертвы слабеет перед волей вампира, становится более уязвимым. Это лишь капля разбавленного Проклятья, но загрязнение аккумулируется со временем, просачивается в людей, от которых вампир кормится, и уже через них отражается на его территории. Так Проклятье разделяется с другими.

Убежище

Вампир бессмертен, однако, для него идет строгий отсчет времени — тик-так. Каждое утро на рассвете его склоняет в сон. Если он сопротивляется этому позыву и подвергается воздействию света, кожа его начинает тлеть. Молодой вампир медленно покрывается волдырями и ожогами. Старый же, разительно отличаясь от людей, что смеются и улыбаются под солнцем, может буквально воспламениться.

У Сородичей должно быть убежище – мы пока не говорим о настоящей гавани, поскольку пока не поднялись так высоко по иерархии. Пока речь идет о выживании на улицах, когда есть лишь мгновения на передышку. Как бы ты поступил?

• Они изгнали Эдди из города. Ничто не страшит сильнее, чем пустынный простор пригорода – все вокруг незнакомое, нет обветшалых, покинутых построек. Солнце спекает его кожу, как яичный желток на голой скале. Эдди был готов сжаться в клубок и умереть, но нечто внутри него придало ему силы пробежать по асфальту, убить человека, который мыл фургон мороженщика, и запереться в холодильном отделении. Три ночи спустя, до него доносятся звуки музыки. На улице довольно жарко, и люди хотят купить замороженное угощение после заката. Эдди не знает, куда ему податься. Он слишком боится покинуть свой белый гроб. Он садится за руль, люди его останавливают, и ему кажется, будто он – тот чувак, что занял место джина в бутылке.
• «Все хорошо, Лори. Я посмотрел, у тебя нет ничего под кроватью», — сказал папочка, прежде чем закрыть дверь. Мерцают ночные огни, а Лори вцепилась в одеяло. «Просто не свешивай руки и ноги с кровати, и с тобой ничего не случится», — слышится голос снизу.
• Хотя это и было отвратительно, едва ли не позорно, канализация оказалась не таким уж плохим решением. Платье Виктории стало походить на тряпку, но она уж точно не умрет, если один день поспит в грязи. Она знала, что истории о здешних обитателях – это всего лишь сказки, призванные напугать беглецов из Элизиума, еще один способ проявить превосходство над слабыми. На склизких стенах были начертаны фразы, которые Виктория совершенно не понимала. Она так и не настроилась на Какофонию. Она скинула со счетов отдаленные шорохи, приняв их за игру воображения. Но это не помешало им настичь ее.

Потребности следующего порядка

А если вампиру удастся добиться чего-то большего, чем банального выживания? Что тогда? Квартирка получше? Сородичи – ночные хищники, демоны в телах, оформленных в человечьем подобии. К чему им домашний уют? Однако, потребность вить гнездо остается. Четыре стены не просто сдерживают солнце. Они еще и могут кое-что содержать внутри. Сообразительные Сородичи возводят себе целые мавзолеи в память об утраченной жизни. Добавь немного тепла, укрась все парочкой знакомых вещиц – и призрак Человека будет слоняться в твоих коридорах немного дольше.

Среди шипов

Сородичи не так уж и далеко выше или ниже по иерархической лестнице отстоят от своего стада, как им хотелось бы верить. Они играют с едой. Они берут. Они прикасаются, портят. В конечном итоге, все оказывается частью общего целого.

Контекст – всему голова. Роза прекрасна не потому, что у нее алые лепестки. А потому что пропускает свою красоту через шипы, о которые вам порой приходится раниться в кровь, чтоб насладиться цветком.

Как меняются твои отношения, после того, как сердце прекращает биться? У тебя осталась дышащая родня? Как затягивается этот узел? А что у тебя с соседями? Натянутые разговоры в вестибюле или лифте, когда вы находитесь в вынужденно тесном пространстве, и Зверь нашептывает тебе предложения – о, как вкрадчиво! —  а они нутром чуют, что с тобой что-то не так. Помнишь бездомных, на которых ты раньше не обращал внимания? Валяются у порога, точно брошенные сумки с продуктами. Как ты их сейчас воспринимаешь?

Контекст – это не только люди, но и места, культура, городской вид с определенного балкона. Библиотека. Паб. Спортивный стадион. Парк. Ты все еще ходишь в супермаркет с пустой тележкой, посматривая на прогуливающуюся еду? Вампиры существуют в экосистеме. Она не сбалансирована, не благоприятна, но в ней все объединяется, как в паутине.

Ты меняешь смертных, а они меняют тебя. Они – не просто пакеты с соком, не простые овцы. Они действуют, как полноценный якорь, как колючая проволока, удерживающая Человека от срыва в Зверя. И это немаловажно, ведь Зверь и Человек – не всегда враги. Зверь защищает Человека от опасностей и голода, и от тех, кто встает у него на пути. Этот мир жесток, и порой бывает полезным иметь большого брата. Человек делает Зверя более изощренным хищником, он дает ему возможность адаптироваться и мыслить творчески. Но человечность вампира атрофируется, как мышцы. Ее следует напрягать, иначе она будет угасать. С дезадаптацией, охлаждением чувств, стоит бороться, или хотя бы пытаться замедлить процесс. Отношения со смертными дают такую возможность. Тебе нужна любовь, даже если для она тебя – это всего лишь точильный камень для зубов.

Ты жив ровно настолько, насколько живы твои компаньоны. Кто станет твоим пробным камнем^[4]Нечто, на чём раскрывается истинная суть человека или явления, прим. перев. ?

• Тонкие отношения выстраиваются у тебя с консьержкой. Вы видитесь каждую ночь. Ты приносишь ей кофе, ведешь будничный разговор. В эти короткие часы будто на Земле остаетесь лишь вы двое. Она больше не вздрагивает, когда твои глаза отражают вспышки света. У нее была дочь до того злополучного грабежа в этом самом доме. Она указывает на покрытый мехом силуэт, шныряющий через дорогу. «За последние десять лет в город пришло много койотов, но мы их почти не замечаем. Как призраки. Сперва мы испугались. Что будет с нашими питомцами? С нашими детьми? Но теперь я оглядываюсь вокруг и вижу, что крыс стало куда меньше. Сечешь?» Да. Ты сечешь.

• Ты стал дилером в этом прожженном городишке, толкаешь Витэ и Поцелуй, предлагая этим дышащим зомби альтернативу мету. Сперва ты их презирал за пустые глаза и тупо приоткрытые рты, но они тебя начали затягивать. Что это? Зарождающаяся эмпатия? Или ты становишься таким же неудачником, как они?

• Спортивному стадиону лет больше, чем твоему сиру. Это успокаивает. Подобно тому, как в твоем представлении океан или звезды должны успокаивать старейшин. Ты берешь все от ночных матчей. Отдельные лица в ревущей толпе меняются, но толпа остается все той же общностью, той же колонией кораллов. Ты вбираешь их запах, и тебе становится весело. Ты здесь никогда не кормишься. Ты не хочешь марать это место, и ты не единожды загонял обломок бейсбольной биты в чужую грудь, чтоб все здесь оставалось по-прежнему.

• Ты живешь на чердаке у школьного громилы, который прежде донимал тебя. Он никогда тебя не замечает, но ты ночи напролет проводишь рядом с ним, чуя жар его тела. Ты позволяешь Зверю играть с его страхом, подобно тому, как кошка играет с клубком, мечтая об убийстве. Ты вовсе такого не планировал. Ты пришел его убить несколько месяцев назад, но не смог. Сейчас ты живешь ностальгией и понимаешь, что тебе его будет не хватать. Ведь когда его не станет, в твоем распоряжении останется все время мира.

Паразитарное заражение

«Замечал когда-нибудь, как люди и их питомцы начинают походить друг на друга?», — спрашивает один пацан у другого. Они распивают бутылку краденого шнапса на жаляще-холодном октябрьском ветру. Они болтают по пути через старое кладбище. И совсем не замечают, как за ними наблюдает затаившееся существо, которое сейчас прикидывается изваянием ангела в мантии из изъеденных дождем крыльев, чьи сточенные временем пальцы походят на когти. Вороны примостились на его голове и плечах.

Мертвые меняются под воздействием своей территории и жертв. В свою очередь, они изменяют территорию и жертв. Кровь приходит, кровь уходит. Становится все трудней и трудней понять, кто тут чей кошмар.

Это попадает в кровь. В краткосрочной перспективе это проявляется в том, что вампир получает опьянение от алкоголиков и кайф от наркоманов. А что в долгосрочной перспективе? Ну, вода и камень точит, со временем формируя каньоны.

Древний монстр, обретающийся в Нью-Йорке, смешивается с людьми, от которых кормится, потому что их индивидуальные особенности и культура проникают в его кровь. Становится трудным заглянуть за эту пелену крови, вспомнить Францию эпохи Возрождения, которая некогда так была близка ему. Время и кровь разъели камень.

Но эта река течет в двух направлениях.

Сообщество, в котором охотится Гангрел, постепенно становится все более диким. Физическая близость выходит на первый план. Конфликты в баре перетекают в драки. Все чувствуют тот зуд, с которым умели справляться предки.

Носферату поселился в торговом центре. Там есть детский ресторан, полный игровых автоматов и веселья, обстановка в котором вдруг стала необъяснимо зловещей. Взрослые это игнорируют, не обращая внимания, что ухмыляющиеся лица роботов-аниматоров стали настолько гротескными. Всегда проще не обращать внимания. И родители бросают целые поколения визжащих детей в руки клоунов. Дети не могут не обращать внимания. И дешевая пицца напитывается слезами.

Кто я для тебя?

Все точки опоры на дереве мне знакомы. Даже нет нужды стучать в окно на втором этаже. Оно открывается. Он меня ждал. В первый раз мне пришлось заставить его. Во второй раз – упрашивать. Какое облегчение, что мне больше не нужно это делать. Но какая-то часть меня ненавидит его за отсутствие сопротивления.

«Мне нужно больше», — я говорю.

«Ладно…ладно», — он отвечает. «Побуду завтра дома на больничном. Все равно ненавижу алгебру».

Это всегда начинается неловко. Я снимаю свою куртку с эмблемой колледжа, и мы присаживаемся на его кровати. Между нами не больше полуметра. Тишина. Потом мы неловко склоняемся навстречу, двигаясь не согласованно — в шею? В запястье? Еще куда-то? – вежливо улыбаемся, как люди, которые снова и снова сталкиваются друг с другом, пытаясь пройти по тесному коридору.

В шею. Зубы. Вся эта неловкость моментально исчезает. Так хорошо. Он стонет мне в ухо. Я приглушаю стон, который вибрацией проходит по его горлу. Он тяжело дышит. Держится за меня, чтобы не упасть. Я осторожно опускаюсь с ним на кровать. Я чувствую, как он твердеет. Беспорядочно движущаяся рука неосознанно накрывает мою грудь, сжимает и массирует. И сосок твердеет, мое тело больше ни на что так не реагирует. Только на такие моменты. И это так приятно. Я пью, и мы нежно тремся друг о друга – а что еще можно сделать, чтоб тебя не унесло? Он хватает ртом воздух и содрогается – маленькая смерть, всего лишь маленькая смерть – и я прижимаю его лицо к своему плечу, чтоб не нарушить тишину. Я могла бы выпить его до дна, но останавливаюсь.

Мы лежим рядом на кровати. Оба дышим. Оба теплые и улыбающиеся. И все проблемы на расстоянии миллиона световых лет. Затем настрой меняется, остывает, мы испытываем какую-то гадливость. Мы оба встряхиваемся и подскакиваем, будто нас застали врасплох в ванной.

Я надеваю пиджак.

«Мне бы…», — говорю. – «Еще…»

Он открывает свой бумажник со Спайдерменом и отдает мне последние десять баксов. Это разрывает мое сердце еще сильнее, чем кровь, потому что больше у него нечего взять.

«Это в последний раз», — я говорю. И это такое милое вранье. Я запрыгиваю на подоконник, на воздухе мне хорошо, мне нужно наружу. Я не оборачиваюсь. «Передай маме и папе привет».

Вампиры часто говорят о Маскараде, о величайшем обмане, который удерживает толпу за их порогом. Для большинства вампиров, однако, Маскарад – это не всемирный заговор. Это маскировка, в которую вампир облачается каждую ночь, чтоб уберечься от солнца и охотников с огнем.

Каждая нить в этом облачении – ложь. Научись лгать – и твое тело тоже будет лгать. Биением сердца, румянцем, теплом и дыханием. Ложь, порождающая ложь, которая порождает очередную ложь. Таково твое существование отныне. Чем это тебе грозит? Если не научишься хорошо лгать, люди умрут. Ну…больше людей, чем обычно.

Личный Маскарад вампира – это ряд фокусов. Как ты получаешь кровь? Как скрываешься, когда приходят переписчики населения? Ложь любимым. Ложь чужакам. Ложь пище. Жаль, что ты не начал практиковаться раньше, рассказывая байки стейкам на тарелке, просто чтоб прочувствовать момент.

А что с людьми, которых знал при жизни? Потребуется столько мелкого вранья, чтоб все уладить. «Прости, страдал от страшного похмелья и не мог выйти на утреннюю тренировку». «У меня повышенная светочувствительность». «Засосала рутина, не могу приехать домой на Рождество». Ты мог бы все это уладить одной большой ложью, позволив миру поверить, что ты мертв. В этой лжи даже было бы достаточно правды.

Все это может немного ошеломлять, будто выходишь на жизненно важное прослушивание без подготовки. Не волноваться. Ложь с каждым разом дается со все более пугающей легкостью. И во вранье есть свои плюсы. Так тошнотворно чудесно бывает только тогда, когда тебе что-то сходит с рук.

Поиск источников

Зверь кричит о твоей потребности в крови. Зверь вселяет в тебя долю безрассудства, чтобы подкрепить твою решимость. Что же касается планирования, то Зверь в нем преуспевает не лучше, чем безумная сортирная крыса. Тут в дело должен вступить Человек. У него есть Поцелуй, есть стимул, нужно добавить лишь немного изящества, чтоб красиво завершить дело. Как ты жульничаешь, наклоняя стол для пейнтбола в свою пользу? Как подбираешь угол, чтобы кровь заливалась в твою лузу? Но будь осторожен и внимателен при выборе того, что попадает в твою лузу. Помни, это тебя меняет.

• Ты питаешься животными, бродячими кошками и собаками, как-то даже голубя употребил. Ты убеждаешь себя, что приспособился, что можешь продолжать в этом духе бесконечно. Проще всего одурачить самого себя. Может быть, если подмешать парочку капель человеческой крови, боль в твоей груди уймется.
• Ты строишь из себя ангела милосердия. Охотишься в домах престарелых. Долго беседуешь с изголодавшимися по общению; и где-то около 3 ночи, когда уже настолько с ними знаком, что даже больно, ты отпускаешь их и насыщаешься. Тебе сперва надо с ними пообщаться. Ты должен мучиться за обедом.
• Ты рыскаешь по самым популярным у самоубийц местам. В лесу Аокигахара у подножья горы Фудзи в Японии. У моста через реку Янцзы в Нанкине в Китае. У моста Золотые Ворота в Сан-Франциско в Калифорнии. Что-то же подталкивает этих людей на такой шаг, точно так же, как тебя что-то подталкивает к кормлению. После затяжного прыжка тело ударяется о воду, будто о бетон. Не все из них умирают от удара о воду. Ты им помогаешь.
• Ты – член группы по ликвидации аварий в ночную смену. Отсветы мигалки. Людей — просто непаханая целина. Все знают, что твоя машина курсирует в обществе между жизнью и смертью – как раз там, где тебе подобным комфортно. Похоже на автомобильную доставку еды, только ты сам себе ее доставляешь. Как долго это может продолжаться?
• Ты мигрируешь за едой в самые горячие точки военных конфликтов. У тебя есть старый паспорт, просроченный журналистский пропуск и нерабочая фотокамера. Ты спишь в земле, и весь день пьешь кровь, что раз за разом проливается и просачивается сквозь землю.
• Ты исполняешь стриптиз. Никто не говорит тебе «нет», когда ты предлагаешь пройти в комнату за кулисами для кое-чего особенного. Это приносит деньги, причем наличкой, и они всегда дают щедрые чаевые после Поцелуя.
• Ты – завсегдатай стрип-клубов. И ты всегда соглашаешься пройти в комнату за кулисами. Танцовщицы никогда не жалуются, что ты оставляешь скудные чаевые после Поцелуя.

Гули

Голодный мертвецы берут и берут, но они и отдают кое-что сообществу. Они распространяют свою кровь, поскольку она делает смертных сговорчивыми. Она также может создать гуля, если ты, конечно, того захочешь.

Гули – это полу-проклятые смертные, которые питаются кровью вампира. Помимо дурных наклонностей, они получают и некоторые из вампирских сверхъестественных способностей с парочкой нелицеприятных слабостей. Вампиры используют гулей не только для грязной работы в дневное время, но и для поддержания связи с миром смертных. Успешный Маскарад строится на понимании смертных на уровне, достаточном по меньшей мере для того, чтобы проталкивать свои интересы. А гули могут стать соединительным мостом между живыми и мертвыми.

В среде вампиров гули получают лишь крохи уважения. Они – это не семья, никоим образом не Сородичи. … но гуль – это некто, кого другой вампир хочет поощрять. Разумеется, это еще и делает гулей более уязвимыми, поскольку вселение ужаса в сердце гуля – это один из способов остудить кровь его хозяина.

Гуль становится зависимым, испытывая отзвук вампирского голода. Но человеческая кровь не способна утолить этот голод. Гулю нужна Витэ.

Вампиру даже не приходится толкать будущего гуля к собственному запястью. Есть другие способы поиметь желаемое.

Искусителю достаточно прикусить губу, и ты едва ли заметишь привкус меди в поцелуе.

Призрак плюнет тебе в глаза кровавой слизью безо всяких объяснений, пока ты куда-то идешь в полночь. И вот ты уже сидишь в своей квартире, и боишься куда сильнее, чем тебе следовало б на твой взгляд. И задаешься вопросом, стоит ли провериться на какую-нибудь заразу.

Ты тянешься за своим дорогим кофе, но он странноватый на вкус. Тень усмехается тебе в лицо, но ты ее не видишь.

Ты испил из чаши для причастий, когда Лорд повелел тебе. И теперь ты… нет… ты плохо помнишь, что произошло.

Дикарь ранит себя, а затем тебя и прижимает раны друг к другу. Нечто дикое вбрасывается при этом.

Пусть сторонники теории заговора треплют языком на радио-эфирах. Вторжение уже происходит, уже происходило, капля за каплей. Всеохватывающее заражение. Сородичи, шагая по улице, могут чуять знакомый «купаж» от незнакомцев. Проклятье хочет распространяться.

Традиции

Благодаря нам ты входишь в общество лжецов и воров. Благодаря нам ты присоединяешься к популяции кровопийц и тех, чье эго непомерно разрослось от многочисленных убийств, что сходят с рук. Благодаря нам ты присоединяешься к стае трупов, которым не достает скромности смирно лежать.

Какие законы мы могли бы соблюдать?

Существуют три правила, которые даже мертвые страшатся переступать. Традиции. Процитируй их сейчас – ты заметишь, что они у тебя просто от зубов отлетают.

Культура монстров покоится на трех столпах. Откуда это пошло? Нет общего мнения о происхождении этих правил. Никто не помнит времен до их появления. Они извечны. Кто первым обличил их в слова? Кто-то произносит название «Камарилья», но оно находит не больший отклик в хладных ушах, чем слово «Камелот» в ушах теплокровных. Если мы окинем взглядом непосредственно приближенных к Зверю и Крови, мы, вероятно, узрим тайну веков, сплетающуюся над ними в отдаленной тьме.

ПЕРВАЯ ТРАДИЦИЯ: МАСКАРАД

Не раскрывай свою истинную природу перед теми, у кого другая Кровь.

Нарушение этой традиции лишает тебя притязаний по Крови.

 

ВТОРАЯ ТРАДИЦИЯ: ПОТОМСТВО

Обращай другого на свой собственный страх и риск и страх и риск своего потомка. Если создаешь дитя, весь вес этого деяния ложится на твои плечи.

 

ТРЕТЬЯ ТРАДИЦИЯ: АМАРАНТ

Тебе запрещается поглощать сокровенную кровь Сородичей. Если нарушишь эту заповедь, Зверь призовет твою собственную Кровь.

Консерваторы говорят, что Традиции написаны на Крови изначально. Говорят, что эти законы были навязаны мистическими силами. Разумеется, Посвященные соглашаются. Некоторые из них доходят до того, что утверждают, будто сам Лонгин продиктовал эти слова, когда его копье еще было обагрено кровью мессии.

Но среди провокаторов ходит слушок, что Традиции настолько универсальны, настолько стары, потому что несут здравый смысл, понятный всем Сородичам. Довольно разумно скрываться от стада, не перенаселять мир хищниками, отвращать своих собратьев от пожирания друг друга. Эти так называемые сверхъестественные последствия, возражают они, всего лишь присущи природе вампира. И если бы Традиции были продиктованы мистикой, зачем бы тогда князьям приходилось стоять над ними? Какофонии и тысячелетнего существования культуры Сородичей достаточно, чтобы вложить эти три простые правила в сознание монстров.

Споры продолжаются, но они уклоняются от сути. Есть три правила. Их нарушение приносит боль.

Первая традиция

Зебра знает, что есть лев, но она о нем не вспоминает, когда идет на водопой или спит. Аналогично дела обстоят и с Маскарадом. Это не великий заговор, а предписания для Сородичей насчет того, как им надлежит взаимодействовать с миром смертных. Речь идет не о том, как обдурить мировое сообщество, а о том, как гарантировать, что сосед сверху ничего не подозревает.

Маскарад – источник разногласий в Полуночном Сообществе. Что считать нарушением? Какими должны быть ответные меры? Ответы неоднозначные и варьируют от домена к домену. Беспринципные авантюристы не преминут воспользоваться лазейкой, возникающей на месте различий в интерпретации, чтобы урыть конкурентов.

Сородичи охраняют свое «здесь и сейчас» — этой ночью, квартал за кровным кварталом. Они не позволяют местным жителям совать нос не в свое дело, будь то самоотверженный коп или напористый репортер. Маскарад решается на местом уровне. То есть ты сам допускаешь — осознанно или по крайней небрежности — нагадить там, где ты и твои близкие питаются.

Вера тут ни при чем. Люди могут верить в сверхъестественное. Они даже могут верить в вампиров. Все дело в знании. До тех пор, пока параноик не подозревает, что тот самый бармен, которому он излагает свои безумные теории, и есть один из Сородичей, верования не играют роли.

Речь идет не о том, что вампиры должны молчать и прятаться, а о том ужасе, что люди испытывают пред тем, что он них скрыто за правдой о Санта Клаусе и всеми этими ужасными взрослыми откровениями. Страх, что если пошатнуть самую незыблемую структуру, наружу повалятся ползучие твари.

Утраченный облик

Нельзя сказать, что у вампира нет отражения. Просто ты никогда его не видишь в зеркале. Зверь точно знает, где и как встать. Вампир не выглядит размытым пятном на фотографиях, но по вышеупомянутым причинам он будто никогда не смотрит в объектив, либо вспышка смазывает кадр, либо снимок выходит пере- или недо-экспонированным.

Это раздражает, да, но едва ли в этом что-то сверхъестественное. Если только ты не оказался зацикленным сборщиком статистических данных, маниакально анализирующим контакты с вампирами и…что это мелькнуло в зеркале? Наверняка, показалось. Наверняка, слишком много кофеина. Наверняка.

Это защитный механизм. Вампир окутывается ложью, пока она не прирастет к его коже. Сородичи лгут о своем происхождении, лгут друг другу, секретируют ложь, чтобы скрепить ячейки своего общества, лгут сами себе, лгут, чтобы показаться более значимыми и устрашающими, чтобы показаться менее значимыми и менее угрожающими, чтобы показаться сексуально притягательными, вместо того, чтоб настораживать. Вампир обрастает ложью, как акула полипами.

Вторая традиция

Вторая традиция парадоксальна и часто вызывает споры. Если бы соблюдение этой традиции в обществе вампиров было доведено до абсурдной неукоснительности, само общество перестало бы существовать. Мы трахаемся. Мы размножаемся. Мы производим новые рты, которые в свою очередь будут спорить, почему не следует трахаться.

Посвященные заходятся в неистовых нотациях, выдавая тернистые проповеди в ветхозаветном стиле. Мы не вправе передавать проклятье, говорят они. Во многих мифах Сородичей прослеживается повторяющаяся тема: Одинокий вампир-прародитель создает себе спутников, но глупость этого деяния осознает слишком поздно. Те, кто блюдут эту Традицию, предупреждают о гневе первого вампира или оскорбленных богов, которые наложили изначальное Проклятье. Производя больше голодных мертвецов можно призвать ярость свыше или из преисподней.

Пишу в темноте. Не хочу, чтоб ОНО видело. Не хочу, чтоб ОНО знало. Может ли ОНО разобрать, что именно я пишу, по скрипу моей ручки? Не знаю. Придется рискнуть. Пишу так тихо, как только могу. Надеюсь, ты это найдешь. Не осмелюсь послать почтой. ОНО узнает. ВТОРАЯ ТРАДИЦИЯ – ЭТО ЛОЖЬ! Они ведут себя так, будто нечто божественное хочет остановить распространение, будто Проклятье хочет быть одиноким. Но информация говорит об обратном. Проклятье хочет распространяться! Проклятье. Кровь. Одно и то же. ОНО живет. ОНО заразно. ОНО не хочет, чтобы мы остановились. Стандартное Обращение – не единственный способ. Проклятье просачивается наружу, проникает в людей, когда мы кормимся, когда даем им кровь, когда насаждаем им свою волю. Я собрал истории. Излюбленные сосуды остаются пригодными кандидатами для Обращения долго после смерти. Гули встают из могил. Ревенанты бездумно убивают, блюют черной кровью на своих жертв, а те в свою очередь восстают как блюющие разносчики Проклятья. Размножение ревенантов вспыхивает, когда ОНО становится нетерпеливым. Обычно оно очень терпеливое. Оно знает, что в конце концов мы расплатимся по счетам. Есть мифы. Лонгин, Дракула и другие прародители. Говорят, что есть много случаев штучного проклятья. ЕСТЬ ЛИШЬ ОДНО! И оно в воздухе. Повсюду. Поджидает. Есть зло, что люди творят, есть внутренняя пустота, что они в себе создают, Проклятье – это такая штука, которая просачивается в пустоты, созревает, ждет подходящего стечения духовно-химических переменных. Абсурдная алхимия. Каждый отдельный тип проклятья – всего лишь еще один штырек в замке, а Проклятье – это поворотный ключ, который всегда проворачивается и у которого ТАК МНОГО ЗУБЬЕВ. Одна из Призраков рассказала мне, что ее клан возник спонтанно, с нуля. О, Боже. Я чувствую, как оно копошится внутри меня. Я осознаю это сверх меры. Всегда здесь. Так мерзко. Все мы, Сородичи – всего лишь ЕГО органы. Пытался сказать своему сиру. Наша кровь слишком близка. Слишком созвучна. ОНО знало. ОНО наказывает меня каждый день, когда я сплю. Играет со мной. Просыпаюсь, а в комнате все перевернуто. Спрятаны ключи. Просыпаюсь с ножницами в руках и вырезанными рунами на груди. Я думаю, это предупреждение. Будь осторожен, когда прочтешь. Кровь знает. Кровь что-то замышляет.

Соблюдение этой Традиции обычно не исключает полностью обращение новых вампиров, а лишь ограничивает процесс, налагает узы ответственности на тех, кому разрешено производить потомство. В некоторых доменах князь или старейшина-Сородич контролирует популяцию, выдавая дозволение на Обращение. В других же доменах соблюдение не навязывается. Некоторые Сородичи, например, из Ведьминого Круга, понимают Обращение как необходимый ритуал. Но есть домены, которые страшатся столпа Второй Традиции. Есть места, где сира и его новообращенное дитя ждет крест или сожжение в «плетеном человеке»^[5]клетка из прутьев в форме человека, которую использовали для казней и жертвоприношений, сжигая её вместе с … Continue reading в наказание за оскорбление каких-либо сил, которых по мнению Сородичей Обращение задевает.

Диссиденты возражают, заявляя, что этот закон не требует контроля за соблюдением. Популяции хищников сами о себе заботятся, и самой платы за Обращение довольно, чтоб контролировать численность. Существует плата. Зверь берет мзду за этот переход. Сир что-то теряет, часть своей личности, быть может, часть Человечности отсекается на алтаре Зверя, на котором всякий вампир жертвует все больше и больше частиц самого себя.

Третья традиция

Какой из грехов заставляет даже монстров умолкнуть? Амарант. Какой из законов даже социопаты боятся нарушить? Амарант. Серийный убийца, диктатор и дьявол устраивают чаепитие со сшитыми воедино трупами – они смеются, они богохульничают, они по очереди занимаются любовью с самым миловидным трупом – и какая же тема для беседы заставит их уставиться в свои заляпанные кровавой мешаниной тарелки? Амарант.

Третья Традиция отличается минимумом разночтений и почти не вызывает споров, поскольку даже самый злокозненный враг с трудом говорит о ней открыто. Это выходит за пределы убийства или нанесения увечий. Тут ставки более извечны. Тот, кто поглощает сокровенную кровь вампира, также поглощает и душу.

Это самый быстрый способ стать более крутым, более устрашающим вампиром. Цена, однако, непомерно высока. Диаблери садит Человека на крючок и размахивает им перед прожорливым Зверем. Невозможно огрубеть настолько, чтобы это перестало иметь значение. И мучитель, и массовый убийца пострадают от этого деяния. Ты забираешь силу и часть памяти у своей жертвы, но ты получаешь не только это. Личность жертвы просачивается в тебя, спутывая и без того диссоциированный разум вампира. Те, кому ты причинил наивысший вред, живут в твоей голове вечно, и они добра тебе не желают.

Как только ты совершаешь Диаблери, личность, которой ты был, перестает существовать. После того, как ты переступаешь этот порог, в твоем обличье поселяется нечто иное.

У. Х.,

Ниже приведена стенограмма показаний. Оригинал изъят из полицейского хранилища улик. Похоже, что священник, некий Отец Виктор Льюис, записывал данную исповедь тайно для своих личных целей. Судя по тому, чем все заканчивается, можем предположить, что Первая Традиция не нарушена. Соответственно, нам приходится иметь дело с внушающей куда больше опасений Третьей. Имена Монтрезор и Фортунато являются вымышленными, отсылками к истории Эдгара Алана По. Таким образом, мы ищем неких местных Сородичей, у которых была вражда. Это не слишком сужает круг подозреваемых, но мы проверим, кто пропал без вести, и будем от этого отталкиваться. Буду держать в курсе событий.

—Хардайкен

Отец Льюис: …как давно Вы не исповедовались?

Джон Доу^[6]используется в СМИ для обозначения анонима, прим. перев.: Давно.

ОЛ: В каких грехах желаете покаяться? Пожалуйста, не торопитесь.

ДД: Грехи мои… многочисленны и многолики. Но я здесь только из-за одного из них.

ОЛ: И что это за грех?

ДД: Я – циничная тварь, отец. Но теперь я знаю безо всякой тени сомнений, что бессмертная душа существует.

ОЛ: Укрепление в вере – не грех, сын…

ДД: Я знаю, какова душа на вкус.

ОЛ: Прошу прощения?

ДД: Подобно Монтрезору, я снес тысячу обид от Фортунато. Он был моим близким другом, но за это время он стал моим самым ненавистным знакомцем. После очередного, несмываемого оскорбления, я отомстил. Я навечно замуровал его в катакомбах самого себя. Я выпил его душу.

ОЛ: Послушайте, это священный ритуал. Вы…

ДД: Пожалуйста, выслушайте мою исповедь, отец. Я не могу признаться в этом в своем кругу. Я страдаю от своего греха. Я не осознавал. Я не в полной мере понимал Третью Традицию. Он живет внутри меня. Я… Я стал пристанищем для его беспокойного призрака. Я – тайный склеп для того, кого я безмерно презирал. Я слышу, как он смеется прямо сейчас, звенит своими оковами в моих коридорах. Он дурного мне желает, отец. Он отвлек меня, когда я переходил загруженную дорогу. И меня сбила машина. Он научился подражать моему внутреннему голосу и подбивает меня на акты саморазрушения.

ОЛ: Я думаю… думаю, Вам лучше уйти.

ДД: Я впустил самую дьявольскую тварь из всех, что я знал, в собственное сознание. Он копается в моих самых интимных воспоминаниях. Я всегда на виду. Мои границы вечно попраны! Я знаю, в чем проблема. Вместе с моим Фортунато я проглотил слишком много зла. Все, что мне нужно было сделать – разбавить это зло добром.

ОЛ: Я не понимаю.

ДД: Я пробовал детей. Я наполнил себя полчищем детей. Но их голоса не слышны. Я думаю, они боятся Фортунато. Думаю, они спрятались. Я б тоже на их месте. Но я больше не могу спрятаться от Фортунато.

ОЛ: Что? Дверь?

ДД: Вот тут я и понял, что мне стоит попробовать священника.

ОЛ: На помощь! О, Боже! На помощь!

ДД: Дети взывают о помощи, отец, беззвучно взывают. Ты ведь о них позаботишься, да? Я знаю, позаботишься. Ты поведешь их против зла, против моего Фортунато.

Нарушение Традиций

По атмосфере игры «Vampire» подразумевается, что вампиры умеют скрываться, не проводят Обращение, как безумцы, и лишь изредка пожирают друг друга. Традиции нарушаются достаточно часто, чтобы требовалось вмешательство закона, но не настолько часто, чтоб развалить вампирское сообщество или сорвать покров обыденности, за которым прячутся Сородичи.

Однако, мы ждем, что в своих играх вы будете с некоторой регулярностью нарушать Традиции. Сокрытие фактов нарушения Маскарада – классический ход сюжета и основная обязанность для персонажей, которые являются членами Инвиктус. Традиции специально разработаны так, чтобы у вампиров была мотивация их нарушать, и чтобы появлялся накал страстей при их нарушении.

Грешники в городе

Яркий свет, длинные тени. Мы любим город. Гламур и разложение. Потребность к переездам уменьшается. Все, что нам нужно, все, что нам может угрожать – уже здесь. Город – это целый мир. Возьми кусочек, взгляни на него мертвыми глазами. Увидишь все слои. Мы добавляем еще парочку своим Проклятьем и Какофонией.

Город нас пережевывает. Иногда этот роман жесток. Мы всегда охотно возвращаемся. Мы любим город.

И молимся, чтоб и он нас любил в ответ.

Пища

Город кишит толпами. Это важно при кормлении. И дело не просто в объеме крови, ведь и в самом маленьком городишке хватит крови, чтоб насытить вампира, а дело в возможности охотиться незаметно. Гуще всего разум смертного затуманивается апатией, а апатия достигается тошнотворной избыточностью. Лица, лица, еще лица – кто с этим справится? Смертные могут отдать ровно столько любви, чтоб она не обесценивалась. Если кто-то исчезает в маленьком городке – это трагедия. Если же кто-то исчезнет в большом городе, в топком болоте чрезмерной стимуляции средствами массовой информации, то… а о чем мы вообще говорили?

Народ

В городе есть сообщества и живых, и мертвых, которые играют роль в Маскараде и Реквиеме. В городе эти два сообщества могут хаотично сплетаться одно с другим. Город предлагает социальную активность (концерты, вечера поэзии, спортивные мероприятия, вечерние курсы при колледжах, т. д.), в которой Сородичи могут начать или прекратить участвовать, сохраняя относительную анонимность. Здесь мы можем согреться теплом человечества. Важно быть в шумной толпе людей, поскольку Зверь подкрепляется изолированностью. Здесь мы можем изучить уловки Человека, даже если и только с целью стать более изощренными охотниками. И мы можем поостыть в компании Сородичей. Хотя вампиры и селятся в менее густонаселенных районах, они редко сбиваются в группы, которые по численности можно считать сообществом. Город дает вампиру возможность согреваться и остывать, курсировать между людьми и монстрами.

Развлечения

Что за прок в окропленном слезами бессмертии, если ты даже не можешь чуть поразвлечься? Чем может заняться элегантный труп вечером в пятницу?

• Вечеринки: В Полуночном Сообществе вечеринок в избытке. Есть Элизиум – место встречи мертвых, но вечеринки смертных тоже кое-чем могут заинтересовать Сородичей. Используя силу убеждения и скрытность, вампир может попасть даже на самую эксклюзивную закрытую вечеринку. Очереди на входе в клубы исчезают. В ночную жизнь у вас допуск с черного входа. Как ты им распорядишься?
• Развлечения: Фильмы, постановки, концерты и всевозможные показы – это не пустые излишества для Сородичей, а практичный инструмент. Едва ли есть более быстрые способы впитать культуру, чем через искусство. В фильмах представлен сленг. В песнях и постановках – контекст. Ты останешься в зрительном зале? Или выйдешь на сцену?
• Вуайеризм: Многие Сородичи могут незаметно передвигаться или обладают чувствами, которые позволяют им наблюдать за людьми издалека. Всякий здесь — либо вуайерист, либо мастер самообмана. Вампиры часто наблюдают за смертными в их естественной среде, в моменты наивысшей откровенности. Ты можешь наблюдать за наркоторговцами, слушать исповеди, посещать места преступлений, ходить тенью за знаменитостями. Быть может, у тебя есть чувства, которые позволяют заглянуть глубже в людей. В какой цвет окрашивается его душа, когда он под кокаиновым кайфом, когда у него момент духовного откровения, когда он трахает сестру своей девушки? Ты обо всем этом узнаешь. Что ты будешь делать? За чем больше всего тебе хочется понаблюдать?

Что здесь есть?

Город, он многое предлагает. Он щедро подносит пищу. Лица в нем исчезают, и никто не замечает. Он предлагает очаг и дом. Он безопасно укрывает вампиров от солнца в своих многочисленных уголках и покинутых логовах. В нем теней в избытке. Он предлагает конгломерат мертвых, в котором Сородичи могут играть с обществом.

Зоны кормежки

Несмотря на то, что происки Сородичей и их Пляска Смерти сложны, как ржавый часовой механизм, большая часть конфликтов возникает на этой почве. Голодный мертвые псы ночь за ночью перебиваются опасно непредсказуемой охотой. Более удачно устроившийся вампир находит место, где он будет знать свои преимущества, существующие пути отступления и особенности. Какого типа зону кормежки тебе удалось урвать у ночи?

• Трущобы: Ты отстегиваешь некислую сумма, чтоб стать ночным лордом трущоб. Они также могут служить тебе и убежищем, хотя питаться там, где спишь, может быть чреватым. Они — набитая кладовая. Они вмещают столько теплых тел, сколько могут принять переполненные застенки малоимущих. Текучка жильцов не дает людям слишком близко тебя узнать и обеспечивает свежую кровь. Еще лучше, если жильцы сами тебя приглашают зайти, приятно удивляясь, насколько быстро в 3 часа ночи ты вызываешься устранить внезапно возникшую проблему.
• Ночной клуб: Это просто классика жанра. Ты можешь не быть хозяином клуба, но ты его застолбил за собой в кругах Сородичей. Жаркий напор тел и мощная вибрация ритма в груди дают почувствовать себя живым. Вы с приятелями играете в кормежку «на скорость» в прерывистом свете прожекторов – сколько мелких злодеяний можно провернуть в дезориентирующем мерцании. Зверь четко ловит момент, попадая в долю секунды между вспышками света. Они никогда тебя не замечают.
• Приют для бездомных: Ты – волонтер в ближайшей столовой для бездомных или в приюте. Это вызывает определенную долю уважения и доверия у сообщества. Как все чудесно устроено – ты кормишь других, а они кормят тебя. Ты крадешься между рядами пружинных коек в предрассветный час. Кровать за кроватью, их столько, что тебе даже не приходится брать много у одного человека. Звук дрожи, невнятное бормотание и стоны ничем не отличаются от обычных звуков дрожи, бормотания и стонов. Маскарад реально легко соблюдать, когда имеешь дело с наименее удачливыми слоями общества. Ты привычно обманываешь себя, что Поцелуй – единственное из доступных этим отбросам удовольствий.
• Конвенции/съезды: Ты посещаешь местный дворец съездов и близлежащие гостиницы. Всегда происходит какой-то съезд. Профессионалы и фанаты из всех сфер собираются вместе, и многие из них хотят выпить или заняться сексом в отеле. Питание наилучшего качества, а постоянная ротация гарантирует, что твое лицо останется неузнанным. Ты даже можешь купить бейдж и посетить семинар-другой. Реквием долог. Ты можешь и чему-нибудь научиться.
• Всенощная: Не ритуал Посвященных, я богослужение смертных. Некоторые из Собратьев избегают церкви, но ты выше такого. Здесь в твоем распоряжении большие группы смертных, которые регулярно собираются. В городах есть церкви различных направлений. Твое преимущество в том, что ты понимаешь, что именно хочет услышать твоя потенциальная пища.
• Собрания анонимных алкоголиков: Выздоравливающие наркоманы и алкоголики просто созданы для вампиров. Группы психически неустойчивых лиц, которым, вероятно, понадобится подставить плечо, которых так легко соблазнить. Сородичи даже могут испытывать некую долю эмпатии. Никто не знает зависимость лучше, чем голодный мертвец. Любой вампир может встать и рассказать о своей «зависимости» с абсолютной искренностью (а если ты можешь выдать такой монолог, то дело уже в шляпе).

Убежища

Тебе надо прятаться от солнца. Ты можешь для этого подыскать и такое место, в котором тебе нравится быть, что-то получше, чем просто четыре стены и крыша над головой, о которых мы говорили раньше. Какое логово ты себе устроишь?

• Пентхаус: Выбор влиятельных детей ночи с чувством вкуса. Вампир-труп тяготеет к подвальным или нижним этажам, следуя за инстинктом скрываться в склепе. Но вампир-хищник наслаждается высотой, взирая на жертв сверху, как птица, рассматривая городской пейзаж, точно реальное игровое поле – нужно лишь дотянуться и взять его в свои руки.
• Склады: Убежища по дешевке. Их можно надежно запереть, если знаешь, как.
• Плавучий дом: Многим Сородичам убежище на корабле кажется недостаточно надежным. Но тебе по нраву острые ощущения — при разумной поддержке надежного гуля, конечно. Тебе нравится океан, он помогает чувствовать себя моложе. А если придется спешно покидать домен, твое убежище останется с тобой.
• Аттракцион с призраками: Обычно они появляются на сезон, в октябре, но ты нашел круглогодичный развлекательный комплекс с призраками, чтоб поселиться. Тебя будоражит атмосфера веселья и запах латекса. Никто не обращает внимания на твои гротескные или звериные черты, а иногда ты принимаешь участие в шоу из спортивного интереса. В хаосе дыма и криков ты – всего лишь еще один элемент аттракциона. Присутствие твоего Проклятья лишь поднимает репутацию и посещаемость заведения. Аттракцион очень близко напоминает твое существование на стыке ужаса и веселья. Ты упиваешься сладостью веселых криков и берешь от них все.
• Кладбище домашних питомцев: Ты умеешь спать в земле. Но ты не бродяжничаешь, не зарываешься спать, где ни попадя. Своей зоной отдыха ты выбрал место, где люди с твоего района хоронят своих питомцев. Сюда они приносят самых любимых питомцев и зарывают. Тебе нравится чувство глубокой, принизывающей до костей ностальгии. В этом есть горьковатая сладость одиночества, что так гармонирует с твоим Реквиемом.

Элизиум

Название его меняется от домена к домену, но давайте называть его Элизиумом. В некотором роде, это — жизнь после смерти. Это — Полуночное Сообщество в своем абсолюте. Здесь на разных уровнях благопристойности разыгрываются интриги мертвых.

В сообществе эгоманиакальных хищников нейтральная территория – вынужденная необходимость. Элизиум – это локация, где по договоренности Сородичи, которые не пребывают в состоянии конфликта с властями, могут собираться без страха, что им причинят вред.

В некоторых городах зона Элизиума мигрирует, как выносной рынок или тайное шоу. Чаще местонахождение таких зон зафиксировано. В отдельных городах территория подразделяется на радиальные сектора, которые сходятся к центру, где и находится главный Элизиум. Таким образом, у каждого основного домена теоретически есть доступ к нейтральному центру.

Обещание защищенности от прямой физической угрозы не распространяется на защиту от предательства. Сородичи щупают друг друга своими жуткими способностями и коварными умениями, и это разрешено. Обычаи разнятся, но кормление зачастую запрещено. Столько всего может пойти не так.

Ты вышел в город на светский бал монстров. Как ты произведешь впечатление?

Город как государство

В Полуночном сообществе города получают статус государства. Культура и границы проявляются только после захода солнца. Иерархия вампиров часто идет по нарастающей к вершине. Такая система является естественной для хищников. На самом верху обычно есть вампир, назовем его Князем или Боссом, или Высокопоставленным, или Епископом, или Президентом. Доменам присущ авторитарный режим, правление зубов и когтей, и смех гиен. Одни князья проявляют более открытую жестокость, чем другие.

Правительству мертвых нет резона постоянно вмешиваться в мельчайшие детали работы подчиненных. Князья властвуют, управляя другими. Получение влияния над промышленностью, организациями и городской территорией – не единственная задача старейшин. У власти много форм и оттенков. В какой сфере ты мог бы добиться успеха?

Политический аппарат все перемалывает своими зубами. Кровь в нем выступает как смазочное вещество. Страх – это источник власти. Страх – это основной стимул, побуждающий вампиров к участию. Но дело не только в страхе перед большими злыми старейшинами. Когда дерьмо влетает в пропеллер, неплохо бы иметь устрашающий вампирский политический аппарат, который сможет смолоть все опасности в муку. Может произойти нарушение Маскарада не по вине вампиров, да много что еще может разразиться ночью. Вот тогда клыкастый аппарат и покажет себя. Не стоит недооценивать способность конгломерата эгоистичных особей объединяться перед лицом надвигающейся общей угрозы. Справедливость вампиров беспощадна и прекрасна в своей эффективности в такие моменты.

Политические системы Сородичей представлены в целом спектре изысканных вариаций, столь же непохожих одна на другую, как и все смертоносные экосистемы земли.

Княжество

Он – состоятельный мужчина с утонченным вкусом. Силой воли и оружием, да что там говорить, еще и некой долей харизмы старого мира, он завоевал уважение и страх среди Проклятых. Он принял облачение беспощадного лидера и великодушного патрона. Он – князь. Его советниками служат старейшины от каждого из кланов и представители каждого ковена. Хищники критикуют правительство, при этом стараясь гарантировать, что Маскарад каждого отдельного вампира остается правдоподобным. Все они стоят у власти, но настоящим инструментом княжеской воли выступает его шериф и свора – прагматичные монстры, которые предают огню бунтовщиков и виноватых.

Пример замкнутой общины: Четыре феода

Давным-давно, было королевство, состоящее из четырех феодов в центральном Иллинойсе. Это были Пеория и Восточная Пеория, а через реку, вниз по гоблинской дороге, Блумингтон и Нормал. Появился князь, могущественный Лорд, что назывался Рэмом в честь легендарного основателя некрополя под Римом. У него был план объединить четыре крохотных феода в более крупное королевство, которое будет отделено Лесами от других королевств.

Что такое эти Леса? Сородичи тяготеют к городам. Все остальные территории – это Леса. Четыре феода – точно остров в океане полей, пустынных дорог и призрачных городишек, в которых и крови кот наплакал, и мест, где можно укрыться от солнца, негусто. Сородичам не нравится обозревать бескрайние просторы и видеть зловещую улыбку горизонта.

В таких местах шастают волки и всякое Потустороннее.

Что есть это Потустороннее? Помимо вампиров, есть и иные сущности, что разгуливают в ночи, но не имеют названия, а Сородичам не по вкусу то, что они не могут назвать.

Даже у общепризнанных страшилищ есть свои страшилки. Внутри четырех феодов царили безопасность, процветание и изобилие корма.

Снаружи – ужас и смерть, и города Сов.

Ты можешь спросить, как же князь Рэм управлял таким местом. Власть князя опиралась на плечи его четырех баронов. Он избрал их из своего ковена – Инвиктус, и из своего клана – Гангрел. Четыре старых монстра, что не страшились Лесов.

В каждом Сородиче живет Зверь. Но Зверь у Ганргелов – это не абстрактная пакость. Их Зверь имеет зубы, когти, крылья и мех, таящийся под кожей. Дикари могут говорить с койотами, соскакивать из грузовика на полном ходу и спать в земле. Весь мир – их убежище. Таким образом, четыре барона и их дети были посланниками и паромщиками, проводниками через Леса для дрожащих Сородичей. А Рэм правил объединенным королевством. Всем были нужны Гангрелы, соответственно, всем был нужен и князь. А потом дела пошли из рук вон.

Князь позабыл, кому он обязан своей властью. Дикари не слишком уж долго сносят обиды. Бароны вытащили князя из его гроба. Они затащили его в Глубокие Леса, в поле, где пугала оживали.

Бароны сказали: «Рэм, больше ты не будешь сосать из четырех сисек Волчицы. Это твое испытание. Пусть Потустороннее поберет тебя!» Они связали ему ноги и бросили его в лесу. Больше его никто не видел.

Четыре феода раскололись. Каждый из баронов теперь властвует обособленно. Они грызутся меж собой, и ночи наполнены жестокостью. Леса и Потустороннее подкрадываются – не только в полях, но и в неприметных аллеях, на бесхозных складах. За любой дверью, за любой замочной скважиной могут притаиться Леса. Сородичи жмутся друг к другу в своих крошечных поселениях. И в этом состоянии им как никогда нужны Дикари. Гангрелы – это ужасающие психопомпы^[7]от греческого «проводник душ», прим. перев. Никто из остальных Сородичей не осмеливается пересечь расстояние между феодами без их сопровождения. И никто не хочет уходить за границы.

Сказка продолжается.

Коалиция

Домены, в которых управление осуществляется разного рода коалициями, тоже имеют место, хотя и редки. Допустим, Картианцы победили и правят через вампирский Сенат. Допустим, Ордо Дракул в качестве большого политического эксперимента управляет городом, в котором происходит раздвоение по силовым линиям, пересекающимся во многочисленных и равнозначных полюсах власти. Это может быть собранием старейшин Инвиктус, обладающих настолько равнозначным могуществом, что из них нельзя выбрать князя. В этом случае формируется временный совет знати, чтобы предотвратить разжигание конфликтов на улице. Коалиции обычно не менее авторитарны.

Теократия

Духовенство – мощный политический рычаг. Посмотрите на смертных. Даже такие светские государства, как нынешние Соединенные Штаты, по-прежнему раздираемы религиозными столкновениями. В городе доминирует Ланцеа Санктум. Ночная месса предшествует всякому Элизиуму. Посещение официально не считается обязательным, но всякий понимает, как поступать себе во благо. Традиции соблюдаются досконально, наказания за несоблюдение суровы. Как вариант, Ведьмин Круг заправляет ночным балом. Верховный жрец следит за доменом через различных жрецов и жриц. Всякий пускал свою кровь на алтаре. Все поголовно видели странные и ужасающие вещи, и потому держатся вместе. Вторая Традиция тут попросту не существует.

Теократия может сформироваться и на основе другой религии Проклятых, не имеющей отношения к Копью и Кругу. Теократии вампиров могут быть пугающими местами, однако, они являются мощным источником вдохновения и направляющей рукой для монстров. Участие в теократии базируется на изрядной доле энтузиазма. Все отлично, пока ты не окажешься еретиком.

Замкнутые общины

Добро пожаловать в страну ксенофобии. Замкнутые общины – это отмежеванные города, полностью изолированные от глобального сообщества Сородичей. Путешествия опасны для мертвых, а города обладают независимостью. И Сородичам свойственно с недоверием относиться к чужакам. Но коммуникации между доменами обычно сохраняются (особенно в век информационных технологий). Однако в замкнутых общинах дела обстоят совсем иначе. Это настоящие мертвые зоны. Вне системы. Полное затемнение.

Город может стать замкнутым под действием особо эффективного авторитарного режима. Связь с внешним миром полностью контролируется властями. Никому не дозволен въезд. Возможно, ты существуешь под пятой жесткого сородича-диктатора. Или, быть может, тебе повезло оказаться в раю Проклятых, границы которого ревностно обороняются от чужаков.

И наоборот, замкнутым городом может быть домен, который никому не дозволяется покидать. Город, зачумленный Малкавией. Большинство Сородичей в нем безумны. Соседние домены сообща установили карантин вокруг обреченного города. Никто зону не покидает под угрозой Окончательной Смерти. Каждую ночь ты просыпаешься в дурдоме, пытаясь выжить среди лунатиков. Реальность деформируется. Тебя это уже тоже коснулось? А сможешь заметить, когда сойдешь с ума?

Застольная молитва монстров

Майкл,

Приятно было с тобой пообщаться в церкви. Позволю себе заметить, что весьма отрадно видеть рыцаря из Первого Сословия, который настолько преданно и неустанно посещает Ночные Мессы.

Нашу беседу прервали. Общество. Вот о чем мы говорили. Почему Проклятые ищут Проклятых? Это не должно быть настолько естественным для нас. Мы – одинокие хищники. У нас шерсть дыбом встает при малейшем намеке на соперничество, ведь грешники так вкусны, а тьма кишит дегустаторами. Мы – как тигры, шагающие в ночном лесу. Однако, мы ищем бессмертные руки и глаза, чтоб оттенить нашt пугающее совершенство. Почему?

Возможно, наши безжизненные черепа – это реликварии для остаточных артефактов, шаблонов поведения, которые вытравлены на мертвых синапсах млекопитающих и теперь считываются, как сценарий. Мы – вместилища, наполненные божественным проклятьем, но, тем не менее, мы вылеплены из дышащей глины.

Возможно, мы ищем общество тех, с кем можем себя соотнести. Кто еще понимает, каково это – укрощать смертную плоть зубами? Одиночество, бесконтрольность могут привести к греху продолжения рода, от которого мы должны воздерживаться.

Возможно, это нас тихо подучивают предусмотрительные инстинкты, повеление голода толкает быть рядом с себе подобными, на случай если человеческого купажа будет недостаточно.

Возможно, дело в страхе. Подобно тому, как Его стадо овец держится рядом и сбивается у огня (и небезосновательно), так и мы, истинные враги, имеем свои страхи. Доводилось слышать истории о крыльях сов, что распространяются, подобно заразе, среди варварского отребья на границах нашего домена?

Мы – сообщество бессмертных, но мы не пребываем в полном застое. Молодые смутьяны описывают древних Сородичей так, будто они нервничают от звонков мобильных и пугаются от звука автомобильного сигнала. Это не так. Я была удостоена чести служить посредником для Затменных в нашей церкви. Я помогаю этим старым Посвященным пробуждаться от долгой спячки, облегчая их переход в новую эпоху. Так что, я могу судить об этом.

Наш мертвый разум сохраняет активность в торпоре. Он оттачивается в кошмарах, готовится ко все более современному миру. Эта Долгая Ночь Души очищает нас для нашего жуткого предназначения. Старейшины просыпаются с пластичным, гибким сознанием. Они подражают толпе, подхватывая новые трюки с пугающей стремительностью, точно трехлетка со смартфоном. Старейшина, который ушел в спячку перед Великим чикагским пожаром^[8]продолжался с 8 по 10 октября 1971 года и уничтожил почти весь город, прим. перев., недавно показал мне, как пользоваться такой штукой, как Твиттер.

Мы просыпаемся в наших склепах, предвосхищая восторг новых ночей. Мы следим за популярными туристическими местами через публичные веб-камеры, оцениваем передвижение стада. Мы охотимся через сайты интернет-знакомств, где от личных профилей разит отчаяньем, точно мускусом. Есть даже новые формы совращения. Дойные коровы занимаются сексом по переписке в сети. Ты об этом знал? Мы осваиваем новые способы наслаждаться, грешить и испытывать дышащих грешников. Мы все это можем, потому что мы – вовсе не покрытые плесенью трупы из темных веков. Мы – совершенные хищники Господа, на все века ниспосланные, как чума на человечество. Мы пьем кровь новой эпохи. И мы – эта эпоха. Застольная молитва монстров ужасающе прекрасна.

Это эпоха электронных социальных сетей. Соответственно меняется и наше общество. Стадо общается заочно, похоронив себя за мерцанием экранов. Они непрерывно взаимодействуют, но все больше отдаляются – плавучие острова самолюбия, транслируемого друг другу. Человечество развивается, как социальная модель, которая напоминает нашу, но с некоторыми инновациями и нюансами, которые мы осваиваем.

Мы все мастерски осваиваем одиночество в толпе, как искусство.

Всегда с тобой,

Настоятельница Джильда

Подпольная культура

В безмятежном пригороде семьи собираются вместе, шумной компанией наслаждаются пикниками и барбекю на день трудящихся – сколько ртов радуется мясному изобилию. Хотя порой кто-то и морщит нос. Всего лишь намек, мимолетное ощущение, едва уловимое подозрение, что тут дурно пахнет, что-то мерзкое творится под покровом. Никто не замечает пиршество в подполе у Джонсонов. Там труп лисы корчится в медленном посмертном движении, прорываясь наружу копошащимися личинками, каждая из которых кощунственно подражает пиршеству во дворе – сколько ртов радостно поглощает протухшее мясо.

В прибрежном городке отец и дочь весело скачут вдоль доков после удачного дня любительской рыбалки. Они недостаточно внимательно посмотрели в рот улову и не заметили ракообразных паразитов, присосавшихся внутри в холодной темноте, чтобы пить кровь из языков рыб, пока языки не атрофируются и не отвалятся. Там закрепилась пагубная тварь, заняв место органа в своем мерзком маскараде.

В городе мама ведет своего трехлетку в кафе-мороженое. «Гляди, Дэниел, ястреб!». Малыш смеется в прогулочной коляске, наблюдая за полетом хищной птицы. Пока взрослые общаются, Дэниел видит, что ястреб-перепелятник поймал голубя, но не может сразу убить превосходящую по размеру жертву. Ястреб просто удерживает голубя в сети своих острых когтей и начинает расклевывать и есть его живьем, срывая плоть с ребер и, наконец, выклевывая органы. Убийство по крошечному куску, сколько войдет в клюв. Дэниел начинает плакать, но ему не хватает словарного запаса, чтоб объяснить почему. Его тающее мороженое стекает, как невинность.

Все эти миры наслаиваются один на другой. Но границы их не сдерживают полностью. Всегда где-то проступает кровь на поверхность. Мы детально рассмотрели личные Реквиемы, но как они между собой связаны? Теперь мы попадаем на бал-маскарад, где легионы скрытных завсегдатаев носят маски. Занавес поднимается.

В кофейне во время открытого литературного вечера поэтесса слишком нервничает, чтобы излагать мысли своими словами. Вместо этого она зачитывает фрагмент из потрепанной книги: «Повсюду кружились какие-то фантастические существа, и у каждого в фигуре или одежде было что-нибудь нелепое. Все это казалось порождением какого-то безумного, горячечного бреда. Многое здесь было красиво, многое — безнравственно, многое — bizarre, иное наводило ужас, а часто встречалось и такое, что вызывало невольное отвращение»^[9]прим перев.: здесь приводится фрагмент из рассказа Эдгара А. По «Маска красной смерти» в официальном переводе.

Она даже и не осознает, насколько точно и сжато описала невидимый мир, который почти соприкасается с ее собственным. Она почти готова его уловить – некая подпольная культура, нечто до боли знакомое, нечто, что она могла бы увидеть, если б только расшифровала граффити, объявления в каталоге Крейга^[10]популярный сайт электронных объявлений, прим. перев. и постеры, анонсирующие выступления групп, о которых она никогда не слышала. Она ничего не знает о странной поэзии, которую читают прямо в этой комнате, поздно ночью, когда вывеска снаружи гласит «ЗАКРЫТО». Причудливые фигуры выдают свою интерпретацию танца под звуки “Candy Colored Clown”^[11]хит 60-х, исполнитель – Рой Орбисон, прим. перев. в подвале перед зрителями, которые прищелкивают холодными пальцами. Из запертой кладовки слышатся мольбы и стоны, трещит скотч, когда чьи-то конечности силятся преодолеть его путы.

Какофония

На месте преступления полицейские не замечают скрытый контекст в начертанных на стене словах, которыми Дикарь предупреждает Лорда:

КОМНАТА – ЭТО МЕСТО, ГДЕ

ТЫ ПРЯЧЕШЬСЯ ОТ ВОЛКОВ

 

ТАКОВА ЛЮБАЯ КОМНАТА – И НЕ БОЛЕЕ

Смертные шагают по улицам, и где-то на подкорке присутствует постоянный гул. Музыка в граффити, в выступлениях уличных артистов в метро, в стишках, выписанных в туалетных кабинках, в листовках, разлетающихся на ветру, как бессвязные сигналы. Пройди через ту самую череду аллей, подвалов и баров – и все они сплетутся в несвязную песню. Смертные не могут прочесть музыку, но чутье подает едва уловимые сигналы. Смертные хотят напевать в тон Какофонии.

Какофония – это вектор культуры Сородичей. Именно таким образом они общаются в пределах и за границами своих территорий и городов. Какофония – это подпольная журналистика, литература и искусство Проклятых. Она всегда эхом вторила культуре смертных, а ренессанса своего достигла в 1960х, развиваясь вместе с контркультурой^[12]культурой, противопоставляющей себя культуре существующего строя, прим. перев. дышащих. Вампирский самиздат!

Бурлескный Гротеск

Есть странствующая группа артистов из Сородичей, известная как Бурлескный Гротеск. Этот конклав артистов владеет общинными домами в ряде городов местного региона. Труппы состоят из Носферату, Гангрелов, меняющих форму, и других представителей кланов, Зверь у которых проявляется через плоть. Нечеловеческие и звериные черты подчеркиваются гримом, светящимся в УФ излучении, и вспышками светодиодов, чтобы довершить чуждую красоту. Каждый вампир транслирует свое личное проклятье.

Представления проходят либо в больших подводных резервуарах либо в герметичных помещениях без воздуха. Все представления происходят во флюоресцирующей тьме. Танцоры бурлеска извиваются, светясь и мерцая, подобно глубоководным тварям, что общаются при помощи биосвечения. Они подражают этим причудливым обитателям нетронутых солнцем ландшафтов.

Есть история сомнительной достоверности о смертном хипстере, который проник в аудиторию вампиров и умер от асфиксии в безвоздушном помещении театра.

Через Какофонию Сородичи передают восторженные отзывы о представлении Бурлескного Гротеска. Таким образом, хитроумный конклав расширяется, никогда не вторгаясь в домен. Они всего лишь ждут, пока вырастет спрос, и их пригласят посетить город. Так появляется еще один театр, и идет медленное, но постоянное расширение.

Одни полагают, что это всего лишь артхаусная когорта, которая всего лишь хочет скрасить Реквием своими выступлениями — и ничего более на повестке. Другие уверяют, что это все скрытый заговор с неясными целями, участники которого посылают друг другу сигналы через световые постановки (подкрепленные общностью Крови) методами настолько неуловимыми и сложными, как и у глубоководных тварей, которым они подражают.

Ходят слухи в определенных кругах, что вскоре они прибудут и в твой город.

Многие из полуночного сообщества полагают, что это было воплощением идеи Картианцев. Но нет, движение было инициировано молодыми выходцами из Инвиктус, которым нужен был способ передавать ключевые сообщения касательно безопасности Маскарада – песнь тишины. Сигнал расходился, закрепляя позиции, подобно разветвленным взрывам, проникая в ковены в качестве культурных артефактов: книги, памфлеты, музыкальные сборники, выставки в частных галереях и тайные показы. Это — информационная сеть, которая несет больше культурного смысла, нежели административную нагрузку.

Сигнал никогда не смолкает. Естественно, встречное противодействие со стороны консервативных элементов имело место, но Сородичи по своей природе скрытны. Какофония поет для них. Сигнал продолжает идти.

Новые информационные технологии предоставляют для Какофонии еще больше векторов распространения. Если бы тебе удалось найти верный URL, тот самый онлайн журнал, демонстрационный трек экспериментальной группы, пред тобой открылся бы целый мир, чтоб поглотить тебя. Как оказалось, Сородичи обмениваются мейлами и твитами уже сотни лет – короткими шифрованными посланиями, процарапанными на каменных стенах или на автоматах для продажи презервативов в туалетах для дальнобойщиков.

Теперь вампиры могут разыграть все социальные партии — от совращения, шуток, дебатов до острых конфликтов — с не меньшим успехом, чем люди, при этом находясь на комфортном расстоянии. Носферату упиваются этой эпохой обезличенного общения, они могут обмениваться смсками эротического содержания со смертными, которые при ином раскладе отвергли бы их из-за деформированной внешности. Старейшины могут дергать за ниточки свои сложные сети из любой точки мира, всего лишь прикоснувшись к мерцающей плазме экрана. Голодные мертвецы становятся призраками цифровых технологий.

Вампирское существование преисполнено животного ужаса, но это одна из мрачных утех. Распахни мертвые глаза – и город заговорит с тобой, раскрывая совершенно иное измерение, которое накладывается на знакомый тебе мегаполис. Блицкриг сигналов упорядочивается. Всякая улица, укромный уголок и щель гудит мелодией. Ты тоже можешь им подпеть. Вскоре ты будешь знать слова. Вскоре тревожные аллеи будут шептать тебе загадки. Изучи Какофонию, и ты никогда больше не будешь одинок.

Конклавы

Сородичи – существа, привязанные к местности, верно? Они – это их домен, а их домен – это они сами. Путешествовать затруднительно, если не смертельно опасно. Однако некоторые из них глядят на горизонт с вызовом. Некоторые воют в небо, и порой ответ долетает эхом. Какофония дает им голос, который долетает весьма далеко. Разговор выстрелами, записанные кровью послания в бутылках.

Вампиры формируют группировки, и когда эти группировки растягиваются на целый ряд доменов, они превращаются в конклавы. Термин происходит от исторической привычки Сородичей собираться на неком равноудаленном участке или на нейтральной земле. Таким местом могло выступать древнее кладбище, круглосуточная закусочная, заброшенный тематический парк или бальный зал в Рамада Инн^[13]отель из сети, которой владеет и управляет компания Wyndham Worldwide, прим. перев.. Некоторые конклавы общаются в тайных уголках интернета.

Когда всякое слово цедят сквозь клыки, монстрам бывает тяжело называть других монстров друзьями, но что-то есть успокаивающее в относительном постоянстве собеседников-вампиров. Всегда лучше иметь дело с дьяволом, которого знаешь.

Есть мириад причин, по которым может возникнуть конклав. Группа анцилл устанавливает котерию между доменами, чтобы эффективнее собирать и передавать информацию. Региональный конклав формируется на базе особых убеждений или целей и по характеристикам своим весьма напоминает ковен. Могущественная старейшина распространяет свой клан по региону, при этом насаждая тесные связи между своими потомками через кровь и устрашением. Группа старейшин, которые ранние годы своего посмертия провели как котерия, распространяют свое влияние на все близлежащие города, сохраняя связь между собой, но при этом оставаясь на расстоянии, поскольку их голодное эго слишком разрослось, чтоб уживаться в одном домене.

Отдельные конклавы даже формируют глобальные фракции, однако в этом случае их влияние значительно ослабевает и рассеивается.

Пляска смерти

Мы услышали Реквием одного вампира, но что происходит, если песня объединяется? Как они переплетаются? Образуется хор, который открывает новые возможности для взаимодействия монстров между собой. За этим таится целый зверинец, бессердечие Зверей. У каждого из Проклятых есть своя песня, но когда эти песни играют с наложением одна на другую, начинается танец.

Каннибальский тотемный столб

Три прослойки вампирского сообщества должны сосуществовать в Пляске смерти. Это истории, которые поглощают одна другую.

Неонат

Это истории о койоте.

Это рассказы, уходящие корнями в эмоции и основополагающие принципы существования вампира. Это обнаженные клыки, пробегающие по оголенным нервам, и ежеминутная борьба со Зверем. Ты – монстр, который так близок к тому, чтобы быть человеком. Ты – хищник, страшащийся всех более крупных хищников. Ты боишься всего того, что тебе неизвестно, а тебе неизвестно почти все. Это захватывающие истории о бегстве: Беги, беги, беги!

Неонаты борются за выживание из ночи в ночь, сбиваясь в слабые группы. Ошибки неизбежны. Планы приходится перекраивать, ведь шансы на успех не выше, чем в игре «орел-решка». Ты – щенок. Никчемный, торопливый стервятник, который лишь на шаг опережает свой полный крах.

Получай удовольствие от восторга непредсказуемости. Старейшины знают, что будут делать через 50 лет. А ты не знаешь, куда тебя вынесет через 10 минут. В тебе мощь безрассудства, фактор неожиданности. Все остальные, и прежде всего анциллы, будут тебя недооценивать. У них на то есть свои основания, но ты их можешь удивить. Иногда нужно всего лишь мгновение, чтоб покачнуть тотемный столб. Неонаты даже самих себя могут удивить — чудесным, и ужасающим образом.

В Полуночном сообществе неонаты несут на себе всю жуткую тяжесть вышестоящих. Они многочисленны и идут в расход. Анциллы влияют на тебя, а через них и старейшины. Сила тяжести – несправедливый тиран. Кровь течет вверх, а все дерьмо – вниз. Тебе б только пережить еще одну ночь.

Анцилла

Это истории о волках.

Повествование о политике и сообществе мертвых. Речь о холеных монстрах, которые носят свое проклятье, как стильный пиджак. Бессмертная интрига, имя тебе анцилла. Менеджмент среднего звена по делам Проклятых занимается мрачной иерархией, позиционированием «хищник-жертва» и сложными социальными слоями кровососов. Игра становится более тонкой, но анцилла как раз достаточно прошарен, чтобы в этом продвинуться.

У тебя есть еще привязки к человечности, но они уже порядком изношены. Человек может быть для тебя всего лишь инструментом, чтоб создать более сообразительного Зверя. Невинность – лишь смутное воспоминание. Предательство – это как пугающая стремянка: преодолевай ее по одной ступеньке за раз и достигнешь такой высоты, о которой и не помышлял никогда.

В Полуночном сообществе ты – это один из двигателей и зачинщиков. У тебя есть кое-какое влияние на бестолковых неонатов, и ты неплохо им пользуешься, ведь ты достаточно сообразителен, чтоб понимать с полной глубиной, как старейшины используют тебя. Наебывай или наебут тебя. Добро пожаловать в игру проклятых.

Старейшина

Это история о тигре.

Это повествование, основанное на идеях и теневом влиянии. На вершине одиноко. И высший хищник может позволить себе немного хандры и рефлексии, будучи сытым по горло от резни. Есть время и место, чтоб вновь прокручивать мысли в голове, а в голову заглядывать опасно. Пока ты был неонатом и анциллой, ты собрал целую галерею трансцедентальных кошмаров. И вот только сейчас тебе выдалось по ней пройтись.

В Полуночном сообществе ты восседаешь над остальными. Ты – ходячая конспирация, простирающая свое внияние на домен или даже целый регион. Ты лишь порой снисходишь до разговора с анциллами. Ты едва ли замечаешь неонатов. Трудно воспринимать их как личностей. Есть голодный ты, и есть все остальные. Какое еще различие тут стоит проводить?

Человечность – полузабытый сон. Старейшины – безвестные общие могилы. Имена на могильных камнях, раскиданных в твоей иссохшей душе, уже почти изгладились. Теперь ты не просто вампир, ты эволюционировал в нечто чуждое и непостижимое. Ты – кукла в руках чего-то еще более неизведанного. Все что тебе нужно – пережить долгий период окукливания. И, быть может, ты расправишь свои ужасающие крылья.

Малкавиа

М пришла, точно вор под покровом ночи. Никто не знал, как она распространяется. Она плавает в Крови, это верно, но мы до сих пор не определили векторы. Передается ли недуг с укусом Малкавиана? Должна ли быть поглощена инфицированная Витэ? Достаточно ли для этого прямого кожного контакта? Активное распространение кажется маловероятным. Стоктон, Лорд, высказал предположение, что лишь слабоумные и те, кто склонен к извращениям, подвержены заболеванию. После эпидемии мы застали его за попытками покинуть собственный эпидермис. Несса, последовательница Ордена, предполагала, что достаточно непосредственной близости, что М может распространяться через пребывание в зоне концентрации психически нездорового мышления. После эпидемии я застал ее в лаборатории, где она пыталась оживить плющевых мишек посредством замены их набивки на начинку из могильных червей. Она не выпускала скальпель из рук, так что я ушел.

Проанализируем.

Как распространяется М? По моей гипотезе существует несколько, если не десятки факторов. По отдельности эти факторы инертны, но в определенных комбинациях они переключают тумблер на безумие. Огромное число возможных комбинаций делает выявление затруднительным. Согласно древним архивам, зараженная кровь может дремать столетиями, даже не затрагивая целые поколения, но при этом передаваясь от Обращения к Обращению. Эта вероятность видится захватывающей, но она выходит за рамки настоящего исследования. Мне потребуются века наблюдений, чтоб проверить эту теорию.

Продолжается сбор данных. Объектов исследования в избытке, но работа тяжела. От утомления я стал раздражительным. Даже одежда будто стала мне вдруг не по размеру. Но это невозможно.

Анализируем.

Какова история М? В Темные века подверженные заболеванию лучше вписывались в сообщество Сородичей, занимая нишу на стыке между шутами и магами. Их сверхъестественные прозрения и предсказания воспринимались как дар. Но XIV век ознаменовался бубонной чумой и параноидальным страхом заражения. Безумцы стали отверженными. Являются ли они оракулами или чумными крысами? Анализируем.

Снаружи смех и вопли никогда не смолкают. Это нарушает сосредоточение.

Термин «Малкавиа» происходит от предположительно нулевого пациента^[14]тот, с кого начинается эпидемия, зачастую этот самый «нулевой пациент» выступает лишь разносчиком … Continue reading, русского Сородича по имени Малкав. Этот безумец подвергся продолжительному изучению в XVIII веке одним из Драконов, и исследования эти были широко обнародованы. Отчет был документально подтвержден, хотя лично я сомневаюсь, что Малкав действительно был первым безумцем. До сих пор точка теория о нулевом пациенте требует доработки. Обратитесь к Кодексу Малкавии (что-то я не могу найти мой текст последнего упомянутого).

Безопасность лаборатории была подвергнута угрозе. Я все еще нахожу дурацкие записки, начирканные на бумаге и приклеенные скотчем к стенам и другим поверхностям. Я провожу дезинфекцию в лаборатории всякий раз, как обнаруживаю еще одну, однако, они будто множатся. Как они сюда попадают?

Какова природа М? Епископ Тредер заявляет, что это вторичное проклятье, наложенное на кровь Проклятых Богом. Если это верно, тогда перед моим Орденом стоит задача преодолеть еще одно святое проклятье. После эпидемии Тредера ведет на убийства всякий раз, когда он слышит или видит цифру девять.

Делани Доунс, одна из Мекхет, говорит, что Малкавиа – это прикосновение божественного, а не проклятье. Божественное, как она говорит, опаляет, а оттуда, где обожженная психика истончается, исходит свет чудесного прозрения. После эпидемии личность Делани распалась, и теперь она проявляет себя только под личиной других Сородичей. Где она или кем является – остается загадкой.

Возможно, М – это ступень эволюции Сородичей, когда наши сверхъестественные чувства и разум становятся все более и более восприимчивыми к сверхреальности. Промежуточная фаза подобной адаптации может быть неловкой. Какой бы ни была природа М, она проявляет резистентность и к научной, и к мистической терапии. Это страшит бессмертных, хотя хищники и не имеют привычки делиться своими страхами друг с другом.

Исследование носило по большей части академический характер, пока не разразилась эпидемия. Мы не знаем, какова причина столь массового распространения М. Как водится, отсутствие знаний ведет к истерии. Сообщество подкосилось. Двор прекратил функционировать, когда князь отказался доверять кому-либо, кто носит одежду. Позднее Примоген попытался инициировать правление через совет. Когда двор снова собрался, предводительница Картианцев вскочила с места с криками, что она в своем уме, что она не могла сойти с ума. И все начали орать. А потом смеяться над дурацкими рожами, что сами строили. Может, они и до сих пор ржут. Чтобы остановить эпидемию, было принято решение зараженных истреблять, однако вскоре безумцы количественно превзошли вменяемых.

Странные записки продолжаются. Я их нахожу, когда просыпаюсь. В лаборатории и в моем убежище. Приклеенные на стены, к столам, даже мне на лоб. Странные послания на клочках бумаги плотностью 90 г на кв. м, pH-нейтральной, произведенной без использования хлора, мелованной карбонатом кальция. Как раз тот тип, что я предпочитаю. Только почерк не мой, а женский спенсеровский шрифт^[15]стиль написания, который использовался в США в период 1850-1925 годов в качестве стандартного стиля для деловой … Continue reading (которому я предпочитаю менее вычурный палмеровский метод начертания^[16]упрощенное начертание спенсеровского шрифта, ставшее популярным в конце XIX начале XX веков, принятое в … Continue reading. Записки, исполненные мольбы, содержат невразумительные предупреждения. Каждая подписана инициалами «Д. Д.».

После эпидемии князья из прилегающих доменов ввели беспощадный карантин. Лица, покидающие город, должны быть подвергнуты Окончательной Смерти. Любой выходец из этого города, всплывший в другом домене, будет приговорен к Окончательной Смерти. Нет спасения. Это Город-Бедлам.

Голос, подражающий моему собственному, зовет меня из подвала. Он умоляет меня открыть дверь. Я не осмеливаюсь. Я не осмеливаюсь! Мы все на Корабле Шутов. Я хочу сойти. Мне здесь не место. Произошла чудовищная ошибка. Мне здесь не место!

Нотка хищника

Взбудораженный зверь бьется в твоей груди. Он опознает других Зверей – чует их, видит их, чувствует их, предупреждает тебя шевелением волос на затылке. Это аура, сигнал, сверхъестественная напряженность между вампирами при встрече. Она передает признаки и запах Проклятья от одного монстра к другому.

И коль уж Звери таким образом заявляют о себе, Сородичам приходится решать, как реагировать. Как ты отреагируешь на животную вонь Гангрела, на высокомерный взгляд Вентру, на дурманящую грацию Дэва, на странноватые миазмы Носферату, на ореол удушающей тишины Мекхет? А как они среагируют на тебя? Какова текстура твоего внутреннего монстра? Возможно, вы порвете друг друга. Или пожмете руки. Кто-то из вас может занять более высокую иерархическую позицию. А возможно вы разнесете кровать в ближайшем почасовом мотеле.

Домены формируются из сплетения этих хищнических аур. Территория — основной источник конфликтов между вампирами. Территория означает пищу. И территория становится глубоко личной, поскольку вампир меняется под воздействием своего охотничьего угодья, а зона охоты в свою очередь начинает напоминать вампира. Путешествовать – это посложнее, чем переходить из одного жилого квартала в другой. Всякий раз, когда ты пересекаешь улицу, ты оскорбляешь другого монстра. Неведение – едва ли достойное извинение пред звериным законом клыков и когтей. А ты осмелишься пройти по дороге?

Таково Полуночное Сообщество, твое сообщество. Все пространство между тобой и твоими собратьями занято грызущимися гиенами. Когда раздастся их смех, сохранишь ли ты невозмутимый вид?

Нотка сочувствия

Кровь взывает к Крови, вплетая потустороннюю объединяющую нотку в хор. Проклятые – одинокие хищники, но они не изолированы. Кровь распознает. Витэ, что течет через мертвое сердце, она знает своих. Кровь знает сира, потомков, даже клан, пусть вампир это и не всегда осознает.

Неважно, насколько эгоистичными могут быть Сородичи, Кровь их связывает прочно. Семья имеет значение. Встречи между родственными Сородичами, между сиром и потомком, окрашиваются в чрезвычайно драматичные оттенки. Они чувствуют прилив тяги друг к другу. Общая кровь делает их более восприимчивыми к их сверхъестественным чарам, к искусству Зверя, к колдовству.

Кровные узы могут сыграть очень злые шутки. Мало того, что тебе нелегко быть монстром, так ты еще и привязан к другим монстрам. Когда ураган Катрина раздирал новоорлеанцев, по всей стране родственных им Сородичей охватила кошмарная волна безумия. Имели место вампирские бесчинства. Маскарад был подорван.

Как понимать, что Кровь узнает и реагирует? О чем шепчет Кровь между нами? Что Кровь замышляет?

Каннибальская нотка

Самая простая нота. Нота, несущая самые дурные предзнаменования. Это своего рода тяжелые басы, что дрожью отдаются в грудной клетке и понуждают сердце вибрировать в неком подобии бита. Сородичи не всегда об этом говорят, но эта тема всегда висит у них над головой – простое знание, что всякий вампир, который просуществует достаточно долго, однажды будет вынужден питаться своими.

Любому из старших может потребоваться съесть тебя. Или хотя бы отпить немного. Насколько старыми они должны быть? Откуда тебе знать? Они значки не носят. Ты можешь сконцентрироваться на вежливом разговоре? Когда немигающий взгляд ее древних глаз падает на тебя, чувствуешь ли ты себя одним из смехотворных мультяшных героев, что превращаются в хот-дог или стейк под голодным взглядом спутника? Хуже того, ее хищная аура зондирует тебя невидимым языком постоянно. А что если ты вкусный?

Табу мертвых

Несмотря на то, что само их существование – уже святотатство, у ходячих мертвецов есть свои табу. Это не ключевые законы об уважении к охотничьей территории или такая отвратительная мерзость, как дьяблери. Это в большей степени социальные рамки Проклятых.

Одно из таких табу касается Поцелуя. Укус вампира передает часть скверны, что дает ему подобие жизни. Он замутняет суждения жертвы, покоряет через наслаждение или доминирование. Обычно Поцелуй не сказывается на другом вампире столь же сильно, как на смертных. Но если оказывать достаточное давление, можно подавить даже мертвого собрата. Полуночное сообщество с неодобрением смотрит на Сородичей, настаивающих на Поцелуе другого собрата. Это оскорбительно. Глотки и за меньшее вырывали.

Еще одно табу касается извращения – добровольных уз крови между двумя или более вампирами. Сородичи решают, что любят друг друга. Они решают проигнорировать табу касательно запрета на обмен Поцелуем. Они понимают риск уз крови, но о какой опасности можно думать, если чувства взаимны?

Это любовь? Ты клык даешь, что это она и есть. Эта любовь глубока. Черт с ними, со Зверем и Проклятьем, любовь ведь самое чудесное чувство…ну, до тех пор, пока оно не перестает быть таким. Любовь —  в волнительном незнании того, что же твой объект чувств думает о тебе. Любовь – в незащищенности. Любовь – в беспокойстве, что сделаешь неверный шаг. Любовь – это взрывная ревность. Любовь – это страх, что твоему любимому причинят вред. Любовь – это вихрь неуверенности, который наносит холмы презрения по отношению к тем, кто снисходит до того, чтоб нас выбрать. Любовь – это прелюдия к кошмару.

А теперь к этому всему добавим бритвенную остроту сверхъестественной созависимости. Любовь – это потенциальная энергия взведенного лезвия гильотины. Любовь – это утешительное знание, что ты можешь причинить им ровно столько боли, сколько и они тебе.

У этого есть имя, ведь это происходит довольно часто, а общество Сородичей это порицает. Либо потому что у этих монстров сердца холодны, и они позабыли, что такое любовь. Либо потому что они нихера не тупые. Трудно сказать.

Поцелуи и любовь. Даже мертвым ведом страх пред ними.

Милосердие

Есть один наркотик. Он поступает о крошечных серебряных сиреттах^[17]шприц-тюбик, прим. перев.. И крошечная игла вводится под язык. Когда от него вставляет, это похоже на жидкую ностальгию. Как любовник из самых потаенных снов, когда просыпаешься в слезах, горюя об утрате этого выдуманного, полузабытого персонажа. Любовь такая глубокая, но настолько ускользающая, что утекает, как капли под душем. Затем приходит жжение. Твое тело горит. Эта боль так хороша. Мертвые клетки гудят. Вены вздуваются. Сердце переворачивается в тяжелых сокращениях. Ты чувствуешь себя человеком. Чувствуешь себя фантастически.

По крайней мере, так поговаривают. Говорят, что наркотик делает мертвого живым, или почти живым. На одну ночь. Тело согревается. Едва обретает вкус. Вино снова опьяняет. Ты сбрасываешь свои сверхъестественные способности, и голод отступает. На одну ночь.

Да, но откуда взялись эти серебряные сиретты? Эксперимент Ордо Дракул? Но они кажутся не менее сбитыми с толку. Один из неприсоединившихся к ковенам торчков говорит, что товар делают из крови женщин, которые себя сами режут. Но что может знать этот дрыщ? Новая рекрутша из Посвященных говорит, что сие есть мерзость, которую настаивает сам Дьявол. Но она вечно вбивает острые догмы из Библии.

Ты продолжаешь искать. Ты знаешь друга, у которого есть друг, который ссылается на знакомого, который клянется, что приятель их сира говорил с парнем, который пробовал наркотик. Но тебе не доводилось находить и пустого шприца. Если ты расспрашиваешь, то всякий мертвый Джон и Джейн закатывает глаза, будто ты только что спросил их о Санте или об истинной любви. Но когда они полагают, что на них никто не смотрит, их мрачные ледяные глаза оттаивают немного в ответ на неизбывное стремление. Они все стремятся. Каждый знает, что каждый знает. Они ищут. Они напрямую просят, произнося его название.

«Милосердие».

Скажи громко. В твоих ушах звучит похоже на «гнилосердие». Ты не знаешь, есть ли в этом совпадение.

Лексикон

Как и у любой субкультуры, у Сородичей есть собственный сленг. Часть его архаична, это слова, которые мертвые донесли до нашего времени и изменили на свой лад. Часть его современна и содержит термины, возникшие в век индустрии и информации.

Анцилла: Сородич достаточно старый, чтоб не считаться неонатом, но еще не достигший возраста старейшины. Этот период Реквиема примерно покрывает возраст от 50 до 150 лет. Форма множественного числа — анциллы.

Древний: Редкий вампир, чье существование длится уже свыше тысячелетия.

Авус(от лат «Avus» — дедушка): Дед или покровитель персонажа по родословной, с которой персонаж не имеет прямой связи по происхождению.

Пустошь: Часть города, непригодная для охоты. Обычно, под этим подразумеваются места, куда люди не заходят с наступлением темноты, либо районы, плотно патрулируемые полицией.

Зверь: Примитивные побуждения, которые уводят вампира все дальше от Человека.

Узы крови: Искусственная любовь и преданность, возникающая, если выпить от одного вампира трижды. Также известны под более формальным термином «Винкулум»(от лат. «связь», «узда»)

Линия крови: группа вампиров, обособляющаяся от родительского клана с целью сформировать свой собственный обособленный род. Одни родословные не особо отличаются от родительского клана, а другие развивают собственные способности и слабости.

Кровное сочувствие: Мистическая связь между «родственными» вампирами.

Камарилья: По общему мнению, самое раннее из правительств Сородичей, охватившее огромные территории в мире. Камарилья правила примерно в тот же период и на тех же территориях, что и Римская республика и империя у смертных.

Картианское движение: Группа вампиров-идеалистов, которые верят в преобразование Реквиема через политические идеалы современных смертных.

Картианское право: Странная способность Картианского движения подкреплять закон Сородичей мистическими силами.

Дитя: Потомок Сородичей, также используется для обращения к особо юным неонатам, либо для обозначения презрительного отношения к младшим (подобно тому, как среди смертных кого-то могут называть «сопляком»). Форма множественного числа – «дитяти».

Ведьмин круг: Ковен Сородичей-ритуалистов, которые поклоняются языческим богам, духам, пантеонам и/или прародителям.

Замкнутая община: Город или иной крупный домен, связи с которым утеряны, внутри которого Сородичи не могут (или не желают) поддерживать входящие или исходящие сообщения.

Кольца Дракона: Мистическая практика обучения, позволяющая вампирам избегать или использовать определенные аспекты их проклятья, практикуется членами Ордо Дракул.

Конклав: Организация вампиров, которая охватывает множество городов, но по сути не является правительством. Иногда конклавы формируются из групп индивидов-Сородичей, придерживающихся общих взглядов. В других случаях они формируются из официальных представителей ряда доменов.

Котерия: Небольшая группа Сородичей-союзников.

Ковен: Фракция Сородичей, разделяющих определенные политические или теологические убеждения. Некоторые ковены распространены по всему миру, но они, как правило, имеют независимое руководство и местные различия в каждом отдельно взятом домене.

Круак: Кровавая ведьмовская магия, практикуемая Ведьминым кругом.

Дэвы: Клан вампиров, известных своей эмоциональностью, физической мощью и притягательностью.

Проклятые: Раса Сородичей, вампиры.

Пляска Смерти: Переплетающиеся воедино Реквиемы всех вампиров. Часто употребляется для описания политических интриг и конфликтов, возникающих на основе этих Реквиемов.

Диаблери: «Каннибализм» у Сородичей; лишение другого вампира не только его крови, но и души. Иногда именуется также «Амарант».

Дисциплины: Сверхъестественные способности и преимущества, которыми обладает Сородич. Они позволяют исчезать, оборачиваться в животных и проделывать несметное число других нечеловеческих трюков.

Домен: Территория Сородичей, как правило, во главе с одним правителем. Чаще всего используется для обозначения города-государства или районов такого города у Сородичей. Самые большие домены охватывают целый ряд городов смертных.

Драугр: Вампир, утративший остатки человечности и превратившийся либо в бездумного зверя либо в абсолютно бесчувственного хищника.

Старейшина: Вампир, чье существование превышает 150 лет; также используется как уважительное обращение.

Элизиум: Локация, используемая для собраний Сородичей, объявленная правителями домена как нейтральная зона с «отсутствием насилия».

Обращение: Акт превращения смертного в вампира.

Окончательная Смерть: Настоящая, истинная и необратимая смерть Сородича, момент окончания Реквиема, после которого особь больше никогда не восстанет вампиром.

Птенец: Неонат, новосозданный вампир под опекой своего сира.

Безумие: Состояние берсерка, при котором Зверь берет полный контроль над вампиром. Гнев, страх и голод могут вызвать состояние безумия. Когда требуется точность, термин дифференцируется по триггеру (безумие гнева, безумие страха или безумие голода). При общем употреблении термин обычно обозначает безумие гнева.

Гангрел: Клан вампиров, известных своей первобытностью, выносливостью и дикостью.

Гуль: Смертный, вскормленный на Витэ Сородича и наделенный различными сверхъестественными способностями. Куда слабее, чем большинство вампиров.

Убежище: Обитель вампира, в которой он укрывается от солнца.

Стадо: Собирательный термин для всех смертных, за счет которых вампир регулярно кормится.

Инвиктус: Ковен вампиров, призванных оберегать Маскарад. В то же время, они наслаждаются Реквиемом в качестве элиты мертвых.

Сородичи: Современный (и наиболее частоупотребимый) термин, который вампиры употребляют по отношению к себе и своей расе.

Скот: Термин, употребимый по отношению к смертным. Фраза «Сородичи и скот» подразумевает всех.

Поцелуй: Акт укуса и получения крови из смертного, а также то удовольствие, которое он приносит обеим сторонам процесса.

Ланцеа Санктум: Ковен вампиров, почитающих римского сотника Лонгина, которого они приняли в качестве «святого заступника» за акт испытания святости Христа.

Лизун: вульгарный жаргонизм для обозначения вампира.

Человек: Человечные побуждения и самоконтроль вампира. Используется в дополнение или в противопоставление термину Зверь.

Маскарад: Усилия, необходимые для сокрытия Сородичей от мира смертных.

Мекхет: Клан вампиров, известных своей стремительностью, скрытностью и мудростью.

Смертный: Обычный человек. Хотя Сородичи и в какой-то мере осознают, что в Мире Тьмы присутствуют и другие монстры, они часто используют слово «смертный» по отношению ко всем, кто не является им подобным.

Неонат: Молодой вампир, чей Реквием длится менее 50 лет.

Носферату: Клан вампиров, известных своей скрытностью, силой и способностью внушать ужас.

Ордо Дракул: Ковен вампиров, известных мистическими исследованиями и стремлением преодолеть проклятье вампиров.

Браконьер: Тот, кто кормится на территории другого Сородича без разрешения.

Извращение: Процесс, при котором двое Сородичей пьют кровь друг у друга.

Кормушка: Лучшие зоны города, где можно найти пищу, включая ночные клубы и другие шумные людные места.

Регнант: Сородич, который властвует над трэллом; доминирующая сторона Винкулума. Также известен под названием «домитор».

Реквием: Состояние Сородича; вся несчастная, проклятая песнь вампирской нежизни, употребляется как в прямом, так и в переносном смысле.

Ревенант: Вампир, рожденный в результате спонтанного Обращения. Обычно это жертва вампира, которая по неизвестным причинам восстает после смерти.

VII (СЕМЬ): По-видимому, клан, ковен или иная группа вампиров, питающих ненависть к вампирам и стремящихся уничтожить всех вампиров, за исключением своих членов.

Сир: Вампир-родитель, обративший дитя.

Фивейское Чародейство: Мистическая форма магии крови, практикуемая в первую очередь членами Ланцеа Санктум.

Трэлл: Тот, кто привязан узами к регнанту; сторона Винкулума, испытывающая искусственную привязанность по отношению ко второй стороне.

Торпор: Спячка, подобная смерти, в которую Сородич впадает при получении серьезных повреждений или в результате продолжительного истощения. Сородичи также могут впадать в торпор по собственному желанию, если хотят на время скрыться от мира.

Традиции: Три ключевых закона Сородичей, передаваемые через века и уходящие корнями в сами свойства Сородичей.

Непримкнувший: вампир, не состоящий ни в одном из ковенов. Также известен как свободный или независимый Сородич.

Вентру: Клан вампиров, известных своей царственностью, лидерскими качествами и аристократичностью.

Сосуд: Любой источник крови, который Сородич может использовать для питания; обычно, но не всегда используется применительно к смертному.

Витэ: Кровь вампира.

Перевод — О. Петриченко.