С 3 по 7 января 2014 года я первый раз в жизни был в Стамбуле. У меня было три с половиной дня, 500 долларов и четкое понимание, что все выходящее за эти пределы навсегда потеряет шанс стать моими воспоминаниями, мыслями и ощущениями. Этот текст о том, как это было.
Вместо предисловия
«Спасательный жилет надуется самостоятельно. Если этого не произойдет, надуть его можно через две эти трубочки»… Спасибо. Если в нем возникнет необходимость, я первым делом достану пульт, нажму на паузу и начну надувать. На английском это называется Safety Information, рассказ о которой сопровождается демонстрацией со стороны экипажа. На русском — просто «информация о полете» на рейсе Москва-Стамбул.
Вообще, есть две причины брать с собой заграницу уже свою девушку: настоящая любовь и рациональное желание гарантированно иметь на соседнем кресле миниатюрное, ухоженное, приятно пахнущее существо, смотреть на которое куда приятнее чем в иллюминатор. Вот основная мысль первой половины трехчасового полета, вызванная тем, что моим соседом оказался тот самый индус (моей комплекции малый, да еще и с навязчивой необходимостью трясти ногой).
Общие ощущения
Выйдя из аэропорта, я поразился количеству курящих людей. Позже оказалось, что курят здесь все — повар готовит тебе кебаб с сигаретой в зубах, таксист везет тебя с сигаретой в зубах, продавец отвечает на твои вопросы с сигаретой в зубах… При этом, уж не знаю какой силой, в помещениях здесь курить запретещено — мне не встретился ни один бар, ни один ресторан где можно было бы курить внутри. Поэтому рядом с каждым подобным заведением существует терраса — у нас это называется верандой. И именно туда выходят бедные турки, чтобы продымить. А так как терраса обычно окружает вход в заведение, то получается, что тебя радостно встречает практически весь коллектив заведения.
Касательно коллективов — особое впечатление произвел на меня преимущественно семейный уклад местного ресторанного бизнеса. Старшее поколение готовит, среднее — таскает, младшее — разносит и убирает. И все это без намека на лень. Видно на лицах осознание того, что на себя люди работают.
Не менее приятно было увидеть в Турции преимущественно турок. Туристов немало, но даже среди них много турок. Говорят на своем языке, ходят в свои школы, техникумы и университеты, и все, так знаете со спокойным достоинством. Они здесь дома. Разительный контраст с тем же Египтом или Москвой.
А вот в одном с Москвой я увидел полнейшее сходство. Представьте, что в Коране нашлись вдруг секретные строки, запрещающий армянам и грузинам одеваться в спортивное, повышать голос и вести себя неучтиво? А чеченцам, дагестанцам и осетинам предписывающий во всем стараться на них походить? Добро пожаловать в Стамбул. Только здесь люди славянской внешности называются туристами, а для коренной нации — отдельные очереди и отдельные цены, а в Москве пока что чего-то стесняются.
Удивительно много Старбаксов. «Удивительно много» — в смысле, больше чем макдаков. И бургеркингов. И там всегда много народу — молодых людей с учебниками, тестами, тетрадями и ноутбуками. И хотя кофе не везде готовят одинаково хорошо, цены в полтора-два раза ниже наших. Видимо, развитая культура кебабщиков-кукурузников-лепешечников и прочих древнейших представителей фаст-фуда составила в Стамбуле мировой жиро-олигархии ту конкуренцию, которую не смог составить советский общепит.
Создается ощущение, что полуразвалившаяся кладка, единственная стена сгоревшего дома и прочие развалины — прямо фишка города. Что их не чинят специально, чтобы город сохранял благородную потертость. Но есть такие места, которые выглядят как эпицентры взрывов — и тут уже создается ощущение, что кто-то схалтурил, наводя морок на материальные следы нарушения Маскарада…
Ввезде стройки. Круглосуточно работают отбойные молотки, краны не останавливаются даже на обед — и все это не магазины или бизнес-центры, как в белокаменной. Не школы, не детские сады, не больницы, как где-нибудь в неведомой утопии. Все это мечети. Я не знаю турецкого, но судя по всему они «реставрируются».
Пять раз в сутки в мозг вворачивается шуруп муэдзинов, каждый из которых вступает сам по себе и так же заканчивает свою завывательную акапеллу. Не обращать внимание — невозможно. Наверное, в этом и кроется один из источников жизнеспособности ислама — в наглядности, яркости и простоте.
О ценах
Средняя цена 1 основного блюда в небольшом ресторанчике — 17 долларов. Если рассчитываете на первое-второе-третье, то цена приблизится к 40. В отелях за обмен валюты берут практически церковную десятину, так что выгоднее все-таки дойти до обменника.
Из пива я не встретил ничего, кроме эфеса (светлого и темного) и миллера. 2,5-3 доллара в магазинах, 5 долларов с дешевых ресторанчиках, 7-10 долларов в ресторанчиках попонтовее, 20+ долларов в ночных клубах. Кстати, я не встретил здесь ни одного выпивающего на улице человека. Как факт. И магазин здесь найти, алкоголем торгующий — та еще задачка. Правоверные ведь таким заниматься не станут, а неправоверные… А они вообще ничем в этом городе заниматься не смогут.
Трамвай, метро, паром — вне зависимости от расстояния 1 поездка будет стоить 1,5 доллара. Такси берут дешево, но часто «забывают» включить счетчик и прочим образом ведут себя непорядочно — за один и тот же маршрут в один и тот же день с меня взяли 15 и 5 долларов.
О чистоте
Стамбул — на удивление чистый город. На удивление, потому что я ни разу не заметил араба, выбрасывающего что-либо в урну. Только под ноги, только хардкор. Потому что именно в этом и заключена тонкая грань между обслуживающим персоналом и гостем или хозяином. Имеющая многолетние традиции рабства страна тонко чувствует этот момент. В туалетах гостиничных номеров нет, пардон, туалетных ершиков. Потому что ты — гость, и никому и в голову не придет, что ты будешь что-то убирать.
А на улицах все равно чисто. Нагуляв за эти три дня около 30 часов, я нашел ответ. Они чистые потому, что их убирают. Потому, что следят за тем, чтобы убирали хорошо. Потому, что, не смотря на обилие чаек, голубей, бездомных кошек и собак, по каждому квадратному метру тех улиц, где ходят туристы, трижды в день проезжают машины со щетками. Потому, что каждую ночь эти улицы буквально вымываются — шлангами, щетками и руками.
 |
| Такая клипса говорит о том, что эта бездомная собака стерелизована и привита от бешенства |
Я часто слышу, что чисто не там, где убирают, а там, где не мусорят. Брехня. Отмазка. Чисто может быть только там, где убрались, и только некоторое время после уборки. И трудолюбивые турки прекрасно доказывают, что даже в рамках города решение типа «конкретно здесь будет чисто!» можно реализовать. А здравый смысл подсказывает, что чисто не должно быть везде, разумно выбранных участков более чем достаточно.
О людях
Спокойные. Они здесь дома. Это их город, это их страна, и они могут позволить себе вести себя спокойно, радушно, гостеприимно и уверено.
Со вкусом. Красивых людей я встретил удивительно мало, но вырвиглазно одетых людей не встретил вовсе.
Туристическая программа
На все про все — т.е. на весь Стамбул — у меня было три с половиной дня. Я прилетел вечером 3 числа и улетел ранним утром 7 числа. Установка у меня была простая — все, что я не посмотрю за эти три дня, я не посмотрю никогда. За основу программы были взяты материалы сайта http://stambul4you.ru “Стамбул за три дня”.
День нольсполовинный. Прилет
Заселившись в небольшой гостинице Diva’s (4*, 120 евро в сутки за одноместный номер на время новогодних каникул) в самом центре исторической части города (район Султанахмед) я посмотрел на часы — 18:30 по местному — я понял, что сильно голоден и отправился изучать окрестности в поисках еды.
Поплутав по грязным, обычно спрятанным от взора туриста улочкам минут пять, я наткнулся на небольшой семейный (впрочем, как и большая часть подобных заведений) ресторанчик, где поужинал домашней похлебкой на первое, kebab mix на второе и турецким кофе вместо компота (39 долларов).
Довольный, сытый и полный желания найти приключения на остаток вечера, я вернулся в гостиницу и поинтересовался на ресепшн: “Мне бы клуб какой-нибудь… Не подскажите?” — “О! Такси! Да, я вызову Вам такси!”. И чтобы вы думали? Это оказался не клуб. Это оказался тусовочный район. И не такси, а Таксим.
Таксист, взяв с меня 20 долларов, высадил меня на небольшом пятачке посреди улицы Истиклаль — трехкилометрового центра тусовочно-развлекательной жизни города, при свете дня маскирующейся под некое подобие нашего Арбата.
Вокруг оказалось так много светящихся вывесок, террас и баров, откуда звучала живая музыка, что я поневоле растерялся и забрел неведомо куда. Лишь звук чистого женского голоса, исполняющего что-то из Rihanna позволил мне выбрать место для отдыха: красивая, но очень худая арабская женщина в обтягивающих штанишках и чем-то вроде туники пела, подглядывая слова в своем айфоне, а бритоголовый загорелый араб играл на подключенной к стоящему тут же усилителю гитаре.
Спустя 2 миллера (именно два — я был готов заплатить за три, но хозяин заведения (принимавший и разносивший заказы, убирающий со столов, загружающий в посудомойку грязную посуду…) убедил меня. что я заказал только два, и вот даже специальный бланк, где все зафиксировано), которые обошлись мне в 13 долларов, вокально-инструментальный ансамбль решил сделать паузу на перекур, и я, прождав их около 20 минут, понял — надо двигаться дальше.
Движение дальше привело меня к самым неожиданным последствиям. В одной из боковых улочек ну просто запредельно грязного вида я увидел толпу молодых людей в кожаных куртках, банданах, пирсинге и прочем счастье неформала. Заприметив так же удивленно оглядывающего эту процессию турка в более привычном виде (начищенные туфли, брюки, пальто, красиво повязанный шарф, аккуратно уложенные волосы), я спросил у него, что здесь намечается. Услышав в ответ: “Не знаю, скорее всего они просто любят бухать”, я понял, что мне с ними не по пути.
Вокруг мне постоянно встречались вывески клубов, но все клубы были почему-то на вторых этажах, а на входе на улице рядом с каждым подобным заведением стояло 4-5 крепкого вида турок. В некоторых клубах эти самые ребята звали старшего, который и объяснял мне, что вечеринка — частная. В некоторых — что будет рад меня видеть, если я заплачу за вход 50 долларов. В некоторых — анлоговорящего старшего не нашлось в принципе. Нет так нет — в конце концов, я прекрасно дожил до 25 лет, ни разу в клубе не побывав.
Свернув еще пару раз и совсем уже потеряв понимание своего местоположения, я внезапно услышал женский смех. По мере моего приближения и смех, и прочие разговоры становились громче, а улица — освещённее. Вот уже передо мной четырех-этажный дом, единственный отличием которого от собратьев слева и справа были открытые стеклянные окна и.. высунувшиеся из них по пояс и настолько же голые девушки, что на разных языках зазывали посетителей вкусить турецкой прелести. Особенно впечатление на меня произвела одна смуглая девочка лет пятнадцати, что использовала универсальный, понятный любому мужчине язык — громко стонала.
Это явление настолько меня смутило, что мое покраснение эти девушки заметили несмотря на ночь и бороду. Они громко засмеялись, засмеялись встречные турки, и я, не зная куда себя деть, нырнул в первый же поворот. Именно так я и вышел на главную улицу — Истиклаль. Смущенный и раздраженный, я заметил то единственное, что в такой ситуации могло помочь вернуть самообладание. Старбакс.
Спустя еще полтора часа я прошел улицу Истиклаль вплоть до площади Таксим, разочарованно заметил закрытое уже — было в районе полуночи — метро, прогулялся по замечательному пустому парку и решил пройтись по всей трехкилометровой улице назад, вплоть до точки, где меня высадил таксист. Видимо, приключений мне не хватило…
 |
| Серьезно. Он выглядел именно так. |
Лысенький, похожий на главного злодея из симпсонов турок поинтересовался временем — я ответил, мы разговорились. Слово за слово, и вот уже он ведет меня в “хороший клуб” совсем по-соседству. Сам он — владелец цветочного магазина и с удовольствием составит мне компанию — ему как раз не хватает языковой практики. Ну, в клуб с лысым злодейской внешности дядькой, так в клуб — где наша не пропадала?
Мой злой провожатый бросил лишь несколько слов шкафам на входе, и те даже не посмотрели в мою сторону. Узкий коридорчик с красным, потертым паласом (такие моя бабушка еще дорожками называла), в котором шкафоподобных ребят оказалось еще больше, закончился тупиком. Но справа обнаружилась неприметная дверца, которую передо мной радостно и распахнули. Это оказался лифт.
Третий этаж, танцпол, много полненьких нетрезвых женщин, много арабов, все курят прямо здесь, толком ничего не слышно. Заказав по пиву (миллера для меня не оказалось, но официант пообещал лично сбегать в магазин в соседнем доме), я принялся рассматривать людей, в фоновом режиме отвечая на вопросы турецкого злодея, когда к нам подошли две турецкие девушки (я видел их за отдельным столиком — заходя мы прошли мимо них) и спросили, можно ли к сесть к нам за столик. Злой араб вопросительно посмотрел на меня, я вопросительно посмотрел на него, а девушки уже рассаживались.
Тут же нарисовался официант, я заказал еще пива, а девушки спросили, могут ли они что-нибудь заказать себе. Мысленно пересчитав деньги — у меня с собой было что-то вроде 100 долларов — я утвердительно кивнул. Вот тут на меня посыпался град вопросов, а ритм происходящего сильно ускорился. Севшая рядом со мной коротковолосая турчанка с сильными кругами под глазами вовсю начала интересоваться моей личной жизнью, причем делала она это на таком ломаном английском, что для того, чтобы ее понять, мне приходилось сильно сосредотачиваться на том, что она говорит.
Вторая, очень худая и очень смуглая, поменялась местами со злым арабом чтобы сесть ко мне поближе. Официально это звучало как “О! Вы говорите по-английски! Я тоже хочу!”. Тут уже вопросы посыпались на меня с двух сторон, характер этих вопросов стал более интимным (Женат ли я, есть ли у меня дети, какие девушки мне нравятся, а правда ли, что русские девушки куда красивее, а кем я работаю…), девушки начали активно светить своими вырезами — и ресурс моей сосредоточенности начал иссякать. Я выдержал минут пять и попросил счет. “Извините, девушки, все замечательно — просто я очень устал” — сказал я.
Официант принес мне счет спустя полминуты. На 350 долларов. Злой араб сделал покерфейс, девушки вообще забыли о моем существовании, и мне ничего не оставалось, как попросить отвести меня к менеджеру. Светлорусый высокий мужчина с какими-то бесцветными глазами, чем-то похожий на Кевина Бэйкона, подошел в коридор минут через 10, а до этого момента я сидел в этом самом коридоре на диванчике, а слева и справа от меня стояли те самые крепкие турки. Сюда же привели злодея из симпоснов и тот начал интересоваться сутью проблемы. Узнав, что помимо долларов и лир у меня есть русские рубли, он очень обрадовался.
Я объяснил менеджеру, что не смотря на счет, все деньги что у меня есть — это 60 долларов и 90 турецких лир, и с радостью готов их оставить, но больше — у меня нет. Злой турок сразу предложил взять у меня еще и рубли, а менеджер спросил об обменном курсе. Турок в этот момент уже практически вырывал их из моего кошелька. Менеджер забрал у него изъятые таки пять сотен рублей и спокойно протянул мне. “Может быть есть кредитка?” — спросил он постукивая пальцем корешку кредитки в кармашке лежащего тут же на тумбе моего кошелька. Я ответил ему так же спокойно и с такой же вежливой улыбкой: “Нет.”. После чего мы оба улыбнулись еще шире и менеджер что-то сказал шкафам на турецком. “Я могу идти?” — прямо спросил я. “Да, не возьму же я с тебя больше, чем у тебя есть” — по-русски ответил мне менеджер.
Никто не стал распахивать передо мной двери лифта. Никто не стал меня провожать. Они все как-то рассосались, испарились, исчезли, и в абсолютном одиночестве я вышел на улицу. На часах было 02:40. В кошельке у меня было 500 рублей и 7 лир железными монетами. Настроение у меня было… Обиженным, что ли? Меня развели, развели в первый же день, развели как лоха, и… Я так и не понял, в чем соль тусняка в клубе.
Случайный водитель — молодой парень, лет 20 — вез меня до моего отеля с ежеминутными остановками. Он спрашивал дорогу у встречных таксистов и водителей, он останавливался на перекрестках и думал, куда же здесь нужно свернуть… За дорогу по счетчику — а он включил счетчик сразу же, как я объяснил, куда мне нужно ехать — он взял с меня 7 долларов.
Обиженный, по-детски злой, замерзший за время ночных прогулок, я залез в душевую и добрых полчаса стоял под горячим душем, после чего впервые за последний месяц уснул мгновенно, уснул крепко и проспал добрый десяток часов.
День первый
Картонные стены, сборы соседей, рев муэдзинов — ничего не помешало мне выспаться. Ближе к 11 дня, как следует поплутов по заковыристым улочкам, я оказался на площади “Ипподром”. Когда-то здесь реально был ипподром, но сейчас от него остались лишь овальная форма и два обелиска — египетский и византийский. И никакого немецкого фонтана — он закутан в техническую пленку и находится на реконструкции.
Выбранная программа советовала мне начать с дворца Топканы, и я последовал ее совету. Пройди Ипподром, мечеть Султанахмед (или Голубую мечеть) и музей Софийский “Храм” (или Айя Софию), я оказался в огромном, имеющем собственный пляж дворцово-парковом комплексе, где в свое время успело прозаседать несколько правительств.
Отстояв немаленькие очереди и купив единый музейный абонемент (40 долларов, три дня ходишь в какие хочешь музеи бесплатно), я открыл для себя несколько удивительных вещей. Оказывается, национализм может заключаться не только в том, чтобы бухать, слушать отвратную музыку и избивать людей — можно сделать отдельные очереди к национальным памятникам истории, культуры и искусства. Своим входные билеты можно продавать за полцены. Школам и техникумам можно раздавать бесплатные групповые абонементы. В общем, можно всем показать, кто гость, а кто хозяин, не доводя до экстрима.
Вся экспозиция дворца Топканы, по большей части, состоит из трех вещей: экспозиций награбленного (и сделанного, но исключительно во славу Аллаха), интерьеров гарема и совокупного множества мелких и закрытых помещений.
Первое — откровенно куце. Если сравнивать с музеем валенок, что в подмосковном городе Мышкин — модельный ряд валенок будет куда разнообразнее 100500 золотых обложек для Корана и огромного количества полученных в подарок драгоценных камней разной огранки и обработки.
Второе — интересно. Все сюжеты про Амстердам с его улицей Красных Фонарей и легализованной проституцией сразу вспыли в моей памяти, когда я увидел этот “магазин закрытого типа”, со стоянкой, витринами и помещениями обслуживающего персонала.
Третье — странно. То есть, о взаимосвязи элементов я задумывался уже тогда, когда был ребенком и играл в песочнице — как пожарная машина проедет из этого тоннеля вот к этому куличику… Здесь же создается полное ощущение, что абсолютно недалекий человек с ретроградной амнезией каждый день внезапно сталкивался с необходимостью встречать и размещать гостей, питьспатьестьмолиться, гулять и работать, и для каждого занятия приказывал возвести отдельное здание. Естественно, в Стамбуле достаточно тепло и для того, чтобы справиться с зимой, достаточно такого чудесного изобретения, как одеяло, но я даже не представлял, что это настолько отупляет.
Но к чести арабов — они качественно это преподносят. Молчаливые статные мужчины в зеленой форме и с М16 стоят по периметру и на сносном английском просят не заходить туда, куда заходить не нужно. Спокойные статные мужчины в темно-синей форме без оружия стоят в КАЖДОМ помещении, и вежливо просят не фотографировать там, где нельзя фотографировать, и не трогать то, что нельзя трогать.
За то время. что я стоял в очереди за билетами (минут 40), в дворец Топканы зашли 16 тысяч долларов, большая часть которых пригласила остаться еще такую же сумму в пункте выдачи аудио-инструкций (дешевый мп3 с аудио-рассказом на основных европейских и дальневосточных языках “Подойдите к точке 7 и включите следующий трек”)
За два с половиной часа я обошел каждое помещение, прочитал каждое описание, сфотографировал все что привлекло внимание и с чувством выполненного долга отправился к следующему пункту туристического маршрута — археологическому музею.
Имеющий вход с того же парка, что и дворец Топканы, археологический музей, к моему великому сожалению (его хвалят как один из самых интересных, богатых и разносторонних музеев) был закрыт на реконструкцию. Основное его здание было затянуто в покрывало ремонтных работ, но находящиеся в отдельных помещениях музеи фресок, скульптурных барельефов и саркофагов (да-да, черт возьми, именно саркофагов!) работали.
И вот здесь, в двух маленьких зданьицах, я провел времени больше, чем в хваленом дворце Топканы. Потому что здесь было очень мало турекцого, и очень много греческого, римского, византийского… Каждый экспонат был снабжен развернутым описанием на английском… А профессиональные макеты древних храмов?… А (внезапно!) пластиковая панель посреди пола, под которой лежит скелет (и вообще создана копия могилы)?…
Прямо на выходе из тупичка археологического музея меня коварно поджидал указатель на “Музей Технологии и Индустриализации в Исламе”, но я решил быть твердым. Я решил на скорую руку поесть (Этот томатный кебаб! Эти тончайшие полоски тушеной говядины, выложенные на порезанную кубиками свежеиспеченную лепешку и щедро залитые пряным, отдаленно напоминающим густой гаспачо соусом!) и посетить ТОТ САМЫЙ ХРАМ! Да, речь идет о том, что создавалось как Собор Святой Софии; о том, что достраивалось, менялось и модернизировалось вплоть до 20 века.
Айя София
Музей Айя София — скованный ларьками, фонарями, экскурсоводами и информационными стендами, но все равно необычайно мощный. Гигант. Исполин. Хороший оратор в таком храме людей на путь истинной веры наставлять сможет поточно-конвейерным образом.
Ататюрк был необычайно умным человеком — именно по его распоряжению в мечети “Айя София” прекратили регулярные богослужения во славу Аллаха и открыли двери для туристов и ученых. Каждый хоть раз бывавший в Стамбуле человек хоть раз да бывал здесь, и четко улавливал месседж: “Вы построили самый величественный храм на планете? Мы его захватили и использовали для своей веры. Проходите, посмотрите что в будущем будет со всеми вашими храмами”.
После смерти Ататюрка правительство решило вернуть на стены музея гигантские круглые щиты с цитатами из Корана. Так сказать, чтобы все видели, что в колыбели православия не то, что самого православия, но христианства не осталось. Рассыпанные то тут, то там мозайки в духе православных икон ни разу не встретились мне восстановленными полностью. Везде не хватает половины кусочков минимум.
Когда по боковым пролетам поднимаешься на балконы и сквозь витражи видишь закат солнца, заходящего за море куполов мечетей (и это — действительно море) — сердце замирает. Необычайно красиво. И прямо на выходе, сквозь светящийся фонтан, видно одну из самых красивых (по заверениям турок) мечетей мира — мечеть Султанахмед, так же известную как Голубая мечеть.
Внутри Голубой мечети я оказался не сразу. Центральный вход на территорию вывел меня во внутренний дворик, с трех сторон огороженный стенами самой мечети. По периметру этого дворика располагались гигантские щиты, на которых на арабском (на каком-то арабском языке, да) и на английском рассказывалось о том, что нет веры истинной и ложной, а есть вера в прототипе (язычество), вера в бета-версии (иудаизм), вера в релизе (христианство) и вера дополненная, 2.0 так сказать — ислам. Что все это — одна вера, что святые, ангелы и пророки были едиными, и лишь глупые и недалекие люди отказывались видеть продолжение божьего замысла. Либо ты ретроград, либо веришь в ислам.
Ближе к проходу внутрь самой мечети меня я встретил внушительных молодых ребят в черны кожаных куртках. Они твердо и спокойно объяснили мне что я для “не исповедующих ислам” (не туристов, не гостей, не приезжих — именно для “не исповедующих ислам”) вход отдельный — сбоку. А направившись в этот самый бок я был окликнут толстеньким и усатым дяденькой лет 40, который предложил мне “незабываемые ощущения от посещения мечети и великолепные виды для фотоаппарата”. Один турок уже подарил мне незабываемые впечатления от песещения клуба, поэтому я вежливо отказался, но турок вкрадчиво поинтересовался: “Ты даже не знаешь, сколько это стоит!”. “Да”, ответил я, “не знаю, и предпочту остаться в неведении”.
В боковом входе множество туристов снимали обувь (о необходимости этого красноречиво говорили стенды по обе стороны от ступеней): на отдельном ковре обувь снималась и брались бахилы (бесплатно, безгранично) и пакеты для обуви (бесплатно, безгранично), на отдельном ковре эти бахилы надевались на носки, и только после этого можно было пройти в саму мечеть. И знаете что первое встречало “не исповедующего ислам” посетителя? Шкаф для обуви. Между рядами которого располагался отдельный проход в место, отведенное под молитву женщин.
Я плохо запомнил, что было внутри самой мечети — кроме традиционных куполов и арок, покрытых росписью в духе узбекской столовой посуды, в мечети не было ничего. То есть, огороженная деревянным заборчиком центральная область с коврами, на которых в нужное время (когда уже вошедших туристов выгоняли, а новых — не пускали, и так пять раз в день по 20 минут, не считая пятниц) молились истинно верующие, вокруг которой в остальное время, как кони на коннозаводческой ферме, нарезали круги туристы. Всё. В этот момент я смог понять старый прикол с уроков истории 6 класса — о том, как князь Владимир выбирал, какую веру принимать.
Может быть отсутствию ярких визуальных ощущений была другая причина — мысли. Я видел несколько десятков крепких бородатых молодых ребят, которые “помогали”. Я видел женщин, находиться которым дозволено лишь за грязной и вонючей обувью. Если бы мне в 13-15 лет сказали, что любая женщина должна подчиняться мне и есть место, где собирается изрядное количество понимающих это женщин, я бы пошел туда, не спрашивая, учебное ли это заведение, религиозное ли, криминальное. Если бы в 15-17 лет мне сказали, что есть место, где я встречу человека, служить которому, слушаться которого, брать пример с которого я буду с удовольствием — я бы пошел туда.
Я выходил из Голубой Мечети в отвратительном настроении. Вокруг звучали муэдзины и мужчины разного возраста останавливались, садились на скамеечки, прикрывали глаза и шевелили губами. Их было много, они действовали не сговариваясь, они действовали на глазах друг у друга.
Знаете, самым сильным стрессом для моего отчима лет десять назад было придти домой и увидеть две вещи одновременно: открытые шторы (первый этаж) и меня в трусах. Ведь кто-то может увидеть, что я у себя дома хожу не так, как кем-то там положено. Так и здесь, переложив контроль за справлением религиозного ритуала на общество, ислам по факту создал самовоспроизводимую социо-культурную систему, из которой можно убрать любой отдельный элемент без вреда для системы.
 |
| Грамотно расположенный фонарь дает +5 к шансу обращения |
И в этот момент я понял, что у православия нет шансов. Я понял, почему государство тратит какие-то феноменальные деньги на поддержку РПЦ. Я понял, почему им возвращают бывшие некогда храмами больницы, музеи, библиотеки. И самым неприятным было то, что я понял, что это уже не поможет. Ну как “понял”, почувствовал все это. Одномоментно.
Растерянный, я достал телефон и увидел, что следующим пунктом мне предлагают посетить находящийся где-то неподалеку Йереботан Сарай — Подземный Дворец, или, как этому сооружению положено называться, Цистерна Базилика. Остатки византийского еще водохранилища. Полчаса блужданий, таки взятый в старбаксе чуть за трамвайной остановкой венти латте, и вот я, уже отстояв в очереди в размером с гараж светлое здание, покупаю билеты. Именно покупаю, потому что единый абонемент на этот памятник культурного наследия не распространяется.
Длинный спуск, и вот мои туфли уже аккуратно ступают по деревянным настилам, а руки не отпускают деревянные же перила. Потому что вокруг меня сотни гигантских колонн, подсвеченных снизу, сквозь воду. Потому что под моими ногами плавают сотни жерных, блестящих глазами и боками рыб размером с мою руку. Потому что я в пещере, в которой запросто может поместиться Собор Василия Блаженного. Потому что за полчаса очень внимательного осмотра я нашел лишь несколько новых, бетонных колонн, и лишь несколько десятков усиленных металлическими скрепами колонн, а все остальные до сих прекрасно справляются с тысячу лет назад возложенной на них функцией.
Такая старая мощь, которую неудачно пытались передать дизайнеры Bioware в концепт-арте и левел-дизайне Орзаммара, и которую с легкостью исполнили неизвестные инженеры по распоряжениям Константина IV и Юстиниана VI.
А после, усталый, довольный, чуть испуганный и более чем переключившийся, не успевавший уже ни в музей ковров, ни в музей мозаик, я смотрел, как лотошники сворачивают торговлю и споро собственными ручками укатывают свои перевозные лотки с кукурузой, кальянами, самоварами, мидиями и орешками. Проезжающие по узким улочкам водители сигналят им, и те, не имея возможности даже сойти на обочину, просто припускают побыстрее до ближайшего поворота, где ситуация повторяется, но с уже новыми автомобилями.
За спиной у меня — трехэтажное белое здание приличного вида. И вывеска на нем: “Стамбульский Институт Искусств”. И тут же — арт-галерея. И тут же заботливый охранник, который проводил меня до входа. И тут же — пустое, тихое, теплое место, где развешаны ну абсолютно вырвиглазные не картины даже, а визио-инсталяции, но сбоку, если спуститься по винтовой лестнице, отдельная экспозиция, посвященная умершему уже турецкому дядечке, который, на минуточку, создал “турецкий рекламный плакат” как жанр. С его инструментами, дневниковыми записями, благодарственными письмами и прочим счастьем.
Но к этому моменту стемнело настолько и похолодало настолько, что я, в осенней куртке поверх футболки, решил не заигрывать с судьбой и просто вернулся в номер. На завтра программой предлагались разнообразные морские круизы, но… Впрочем, это уже было завтра.
День второй
Этот день начался с удивления. Сильного, неподдельного удивления временем пробуждения. Я проснулся в 11 часов! Я прекрасно выспался! У меня отдохнули ноги! От вчерашних тревожных мыслей и ощущений не осталось и следа. Спустя двадцать минут я, с мокрой не смотря на 10 градусов на улице головой и широкой улыбкой уже выходил из отеля.
Осознание того, что сидеть большую часть дня на попе в катере — не то, что мне нужно сегодня, пришло вместе шумной компанией японских бабушек. На вид им было не меньше 100 каждой, но все их существование находилось в рамках временного потока х1.5. Именно благодаря им я отказался пассивного созерцания водных гладей и решил искать трамвай (я видел его где-то в окрестностях старбакса), ехать в дворец Долмабахче и вообще — следовать программе третьего дня.
Трамвай… Именно так. С большой буквы. Потому что он выглядит лучше, чем наш Сапсан и стоит столько же, сколько маршрутка. Потому что монетки для одноразового входа и карточки для многоразового покупаются в специальных будочках и применяются к турникетам. Прямо как в метро. Самих вагон в сцепке ездит по 3-4 штуки. Стоят такие чистые, аккуратные, огороженные пластиковыми прозрачными панелями остановки со скамеечками и навесами, и никакой очереди ни на вход, ни на выход.
Внутри сидячих мест практически нет — по четыре в хвосту и голове каждого вагона. Сам вагон спроектирован так, чтобы в нем было удобно ехать стоя. И это получилось. В любой момент под рукой оказывается то, за что можно схватиться. Особенно порадовали стоящие по центральной оси вагона пилоно-подобные вертикальные поручни с лепестками — я прямо таки видел несколько сотен сыгранных в старкрафт часов за спиной дизайнера.
Многочисленные цифровые панели сообщили о приближении к нужной мне станции Кабаташ и передо мной оказалась набережная. По правую руку. По левую- живописное, с кусками кладки и вделанными каменными шатрами возвышение, на котором стоял целый жилой район. Где-то впереди — местный стадион, местный небоскреб и прочие неинтересные местные достопримечательности.
Чуть дальше вдоль набережной меня поджидала небольшая, с школьный бассейн, цепью закрытая бухта на огороженной территории, где стояли на приколе мелкие катеры и лодки. Милая такая, симпатичная свалка, с утками, с кошками, с грязным, починяющим примус мужичком. На фоне борокко-дворцов и мечетей выглядело это… Странно.
Дворец Долмабахче, так же как и его предшественник по программе — дворец Топканы — представляет из себя парковый комплекс. Но в отличии от своего более традиционно, степь-шатер-сарай-подобного собрата, дворец Долмабахче выстроен европейцами. Поэтому он, во-первых, имеет единую внешнюю стену с нескольким шикарно изукрашенными под арки вратами, во-вторых, представляет из себя одно здание, что для турок несколько революционно. Гарем под той же крыше, что и рабочие помещения. Спальни там же, где и приемные залы. Продуманные вентиляция, акустика, логистика. Ужас, да?
Здесь так же нельзя было воспользоваться единым абонементом, и пришлось покупать входной билет. Проход в главное помещение и проход в гаремную его часть оплачиваются отдельно, хоть и находятся в одном здании. При оплате и того, и другого посетитель получает право посещения кристального павильона и музея часов.
Внутри помещается ограниченное количество людей, поэтому даже купившие билет ожидают в длинной очереди перед мраморным крыльцом дворца. Ожидание это, прямо скажем, не быстрое — но именно здесь получается рассмотреть и скульптуры. и спуск к морю, и само здание.
За раз запускают человек по 80, которых “проводит” экскурсовод. Я своего не слышал практически никак. То есть он что-то говорил, но так мало и так быстро, что из-за большого количества старающихся тайком что-то потрогать и сфотографировать людей это было почти незаметно.
Оказалось, что сам дворец представляет из себя два квадратных комплекса — общий и “гарем”, связанные лишь чуть более узкой прямоугольной секцией. Каждый квадратный комплекс состоит из 4 этажей (на счет подвала не знаю), каждый из которых представляет из себя расположенные по кругу комплекса комнаты с просторными залами по центру. Размер комнат практически не отличается.
Тут оказалось, что турецкие султаны, да и сам Ататюрк особой фантазией, познанием фэн-шуя и просто креативом не отличались. В каждой жилой комнате — по маленькой печке, жестяная труба которой уходит в потолок. В случае с комнатами особенно важных людей эта труба покрыта незамысловатой росписью, в остальных — просто белой краской. В жилых комнатах — кровать, стол, пара кресел и шкаф. В жилых комнатах особенно важных людей — еще и отдельная комната с туалетом как в казармах армии РФ (точно такая же дырка в полу). В жилых комнатах обитательниц гарема — еще и отдельная комнатка для “посетителя” — небольшая курительная.
Особенно интересными оказались четыре вещи. Во-первых, паркет. Экскурсоводы с особенной городостью рассказывают, что этот паркет не прибит к полу, а собран — каждая деревяшечка специальным образом укладывалась и крепилась к соседним. У слушателей не из России это вызывает неподдельное удивление. У русских это удивление вызывает недоумение.
Во-вторых, это картины. Огромное множество картин в основной части — с сопроводительными, дарственными и дружественными надписями. Обидно, что по коридорам с картинами нас прогоняли практически бегом. Отдельного упоминания заслуживает коридор, в котором все картины были посвещены морской тематике. С одной стороны — величественные коробли не только турецкого флота и водная стихия в самых разных темпераментах и красках, с другой — витражи, расцвечивающие падающий свет послеполуденного солнца самыми необычными оттенками.
В этом коридоре я отстал от остальной группы и как-то весь внутренне остановился. Оказалось, что внутри — очень холодно, а половицы сильно скрипят. Оказалось, что здесь — сильное эхо. И место все это — чужое, не обжитое. Но вот именно этот коридор… Наверное, именно так должна выглядеть дорога к смерти какого-нибудь настоящего моряка с избранными сценами из собственной жизни.
Вообще, армейская тематика была основной. На каждой второй картине был солдат, моряк или корабаль. Естетсвенно, мне стало интересно — неужели имея такую обширную общую военную историю, здесь не встретится ни одного корябля под андреевским флагом? Встретился. Только не корабль. Одна единственная картина под названием “Крымская Война”. Где множество отважных, гордых героев под красным турецким флагом топчут копытами, колют штыками и стреляют пулями в нелепых, неказистых людей в серых и зеленых мундирах. Лица последних либо отсутствуют, либо обращены к зрителю и исполнены отчаяния и испуга. Все.
В-третьих, это отдельный коридор, связывающий женскую и основную части дворца. На уровне пола в нем сделаны небольшие полукруглые окна, выходящие на главную приемную залу. Для того, чтобы женщины, которым ну очень уж интересно, ну совсем уж неймется, могли выйти в это с обеих сторон охраняемые евнухами коридор, сесть на пол и посмотретьпослушать. Так то.
В-четвертых, это услышанный мной разговор двух женщин. Мы как раз закончили с экскурсией по основной части и шли к отдельному входу в “гарем”, когда я услышал этот потрясающий по своей глубине диалог: “Не, ну чо, красиво… Ну да, за… Сколько там? Тридцать? Сорок.. За сороковник да, неплохо…”
У рассыпанных по территории вокруг дворца фотанов гуляли живые фламинго, а у стены был настоящий птичник. А рядом с ним — закрытый по неизвестной мне причине музей часов. У входа пришлось отстоять целую очередь, прежде чем я понял, чего мы собственно говоря ждем — пока каждый сфоткается у цветочных часов. Как на Парке Победы, только раз в пять меньше. А сам музей — закрыт.
Но вдалеке от всего этого хаоса, где на скамеечке несколько арабов-охранников разминали ногу пожилой американке, оказался абсолютно пустой вход в кристальный павильон. Знаете, что это? Это терраса. В которой и стены, и крыша — из стекла. В которой стулья и стол из того же стекла. В которой стоит стеклянное пианино GAVEAU PARIS. И пусть по конструкции это примитивнейший парник, что при внимательном взгляде видно кучу нестыковок, грязи и шероховатости. Пусть. Я видел, как яркий пробегающий луч солнца просочился сквозь кроны деревьев и отразился от всех поверхностей сразу. Это было чудом.
Следующим пунктом туристической программы, как оказалось, должно было стать улице Истиклаль. Той самой, где я уже потусил ночью. И добраться до нее предлагалось на метро. Но оказалось, что от Кабаташа до площади Таксим идет не линия метро, а… Фуникулер. Так и называется Две станции. Только две. И поезд между ними. Особенно приятно было видеть пластиковые ростовые щиты с разъезжающимися дверями у краев платформы.
Выйди на площади Таксим, я взял кофе в старбаксе и решил пройти всю улицу. Которая как раз должа была закончиться у Галатского моста, пройдя который я окажусь в пределах пешей досягаемости от своего отеля. Тогда я даже не представлял, чем закончится эта прогулка по улице Истиклаль.
Представьте себе московский Арбат. А теперь сделайте его шире на треть. Через каждые 20 метров по обе стороны добавьте ответвления. Каждый вторым окном сделайте витрину очередного семейного баракафересторана с приемлемыми для студентов ценами. И щедро присыпьте лавками с сувенирами и сладостями. Представили? Вот это — первое ощущение от этой улицы.
Днем ничего необычного на ней я встретить не ожидал, поэтому просто выискивал, за что бы зацепиться глазами, что бы такого почувствовать, чтобы эта улица не забылась на следующий день. И у меня получилось.
Но все это меркнет в сравнении с демонстрацией. Да, мне повезло. Я наткнулся на демонстрацию. Вернее, сначала я наткнулся взвод спецназа с автоматами, щитами, в полной броне. Фотографироваться они наотрез отказались (хотя девушкам предложение, определенно было приятно), англоговорящих среди них не нашлось — и я просто прошел дальше. В толпу.
В толпу бородатых арабов. Максимальной концентрации они достигали на крыше какой-то машины, где потрясали цветной фотографией мужчины и транспарантами с вольными вариациями на тему “Свободу — прессе!”. Кружащие подобно пираньям 40-летние чисто выбритые арабы в пальто отказались объяснять мне, что именно здесь происходит раз семь. Особенно понравился последний, который на английском же ответил мне, что не говорит по-английски, и продолжил говорить по мобильнику на английском.
Но не это меня поразило. Находится среди толпы злых мужиков… Что я, в общественном транспорте в час пик не ездил? Нет, откровением явилось то, что было с другой стороны толпы. Между демонстрантами и уже вставшими цепью спецназовцами, лицом к протестующим, в метрах двух от спецназавцев, взяв друг друга под руки, стояли крепкие и спокойные бородатые ребята лет 20-25. Они были в кожаных куртках, в вязаных шапках. Именно таких ребят я в Москве видел больше, чем любых других ребят.
Только здесь эти ребята спокойно стояли. И подойдя ближе, я заметил практически у каждого дешевую рацию. И я понял, что без их разрешения (а точнее, разрешения того, с другой стороны рации) никакого столкновения между протестующими и спецназом не произойдет. А по получению этого разрешения этим ребятам и толпа не потребуется. И никакие автоматы с резиновыми пулями, никакие брандспойты, никакие дымовые гранаты и газовые шашки не помогут. Потому что на три десятка спецназовцев, среди которых есть женщины, здесь сотня молодых, сильных и организованных ребят, к которым по неведомым причинам не применяют мер превентивного воздействия.
Проход и за бородатых ребят, и за спецназовцев обнаружился лишь сбоку, и был шириной метров в пять. Огромная толпа туристов и местных жителей протискивалась сквозь это горлышко как-то спокойно и привычно, а таксисты даже не материли лезущих под колеса пешеходов. Именно там я заметил большую каменную арку меж двух высоких домов, а внутри — католический собор!
Широко распахнутые кованные ворота, экспозиция “хижина родителей Христа”, странно изогнутая по спирали (у меня не получилось снять ее ни с какого ракурса) статуя распятия, статуя “друга турецкого народа” Папы Ионна XII и вход в сам храм, в котором я, к слову сказать, был впервые.
Ни разу не доводилось мне попадать в действующие католические храмы. а тут — как то сам собой появился по левую руку, если двигаться от площади Таксим к Галатскому мосту.
Этот храм (Святого Антония, кстати) как-то слишком уж сильно контрастировал с привычными образами из фильмов, холодных и строгих. Теплое дерево, теплый свет, стены в свету как живые, миниатюрные эскпозициии на тему “Дары Волхвов”, исповедальня… Все это было куда более нарядным и живым, по сравнению с одноцветными, сугубо золотыми в золотом же свете православными храмами. Здесь не воняло ладаном. Здесь не было магазина с иконками, крестиками, свечками и книжками. Несмотря на многомилионную исламскую армию окрест, здесь было как-то солидно.
Выходя на Истиклаль, я увидел ускоряющих шаг людей, у меня на глаза начинающих закрывать лица рукавами, воротниками, шарфами и даже просто руками. Сделав еще несколько шагов, я увидел… учуял причину. На месте демонстрации, т.е. метрах в 50 ниже по улице, пустили газ. Не знаю уж, слезотачивый ли, какой ли другой, и был ли это именно газ, но горло мне скрутило мгновенно, а кашлять я перестал только спустя двадцать метров.
А вся эта орава, все эти орущие турки, все это бородатое воинство двинулось в моем направлении. Вряд ли они двигались целенаправленно ко мне, скорее всего нам просто было по пути, но я почувствовал необходимость как можно быстрее разорвать дистанцию. Получилось это у меня только на следующем перекрестке. И вот этот путь от храма Святого Антония до этого перекрестка в моей памяти отсутствует. И фотографий надвигающейся толпы у меня нет. Потому что мне было страшно и думал я о совершенно другом. Дай Бог душевного здоровья военным репортерам.
Продвигаясь все дальше и дальше от этих демонстраций мимо бесчисленных витрин и прилавков, я заметил удивительно большое количество рекламных плакатов, посвященных Голландии. И будущее в Голландии, и инновации, и бизнес, и образование… Даже отдаленно не предствляю, чем это вызывано. Именно с этими мыслями я вышел к Дому Суфиев (рассчитавшись за вход единым музейным абонементом).
Именно здесь, наблюдая как охранник прикладывает мою карточку к специальной магнитной подушке и смотрит, можно ли мне пройти, стало понятно то, о чем должны были предупредить при покупке — в каждое место, вход в которое покрывается единым абонементом, я могу пройти только один раз.
Оглядевшись, я понял, что оказался на кладбище. А историческое кладбище, где покоятся заслуженные суфии в одинаковых белых саркофагах — место скучное. Не чета полузаброшенным, утопающим в лесах и снегах нашими, где каждая оградка — новая история, где каждая надгробная плита — в новом стиле. Но здесь было другое. Здесь были кошки. Ухоженные, вальяжные, они даже позволили себя пофотографировать, чем я и прозанимался в течении нескольких часов.
Сам же музей суфиев оказался унылым. То есть, большое количество псевдо-исторических заметок на красивых стендах, рассказывающих о том, как добрый ислам позволил недобитках-зороастрийцам сохранить элементы своих глупых верований, и 84 типа тюрбанов, по своему завязываемых в каждом “доме мудрости” — все, чем он мог похвастаться. Разумеется, там была и молельня, где эти “кружащиеся дервиши” и справляли свои религиозные надобности (ничем не отличающаяся от молитвенной области в любой мечети), и элементы быта (вот так суфии музицировали, вот так готовили, а вот так читали), но все это было как-то тускло. Разочарованный “домом мудрости”, я вернулся на Истиклаль и направлился к построенной генуэзцами в 14 веке Галатской Башне.
Высотой с 9-этажный дом, с прекрасной смотровой площадкой, эта башня встретила меня гигантской, часовой очередью. Но позже, уже во время написания этих строк, я понял, что даже рад этому — я послушал богемно выглядящего турка, играющего на виолончели специально для ожидающих в очереди людей. В футляре у него было не густо, да и играл он тихо, вяло и безэмоционально, но подобные звуки после сильных переживаний прекрасно интонировали моим внутренним струнами.
Дядечка с тележкой-прилавком продавал разнообразные орешки, и цены его, уже не знаю какими правдами и неправдами выбившего право торговать именно на этом месте, были выше султанахмедовских вдвое. Один русский даже спросил у него, входит ли в цену кулька с орешками проход на башню без очереди, и услышав удивленный отказ, вернулся в очередь, к объемной жене и трем белокурым мальчикам-близнецам лет 6.
Проход внутрь оказался платным, оплачиваем на ресепшн-стайл стойке, с ценой в 9 евро и неработающим здесь единым музейным абонементом. Здесь же пришлось отстоять в еще одной очереди — на сей раз к лифту. Да, предприимчивые турки провели в старинной башне два хороших лифта, за отправлением и приемом которых следят по два охранника на первом и последнем этажах. А особенно страстным поклонникам старины предлагается топать на 9 этаж по оставшейся винтовой лестнице. Особенно запомнилась мне компания русских девочек, которая пошла по направлению к этой лестнице в поисках туалета, а спустя полчаса, ругаясь, вывались на смотровую площадку.
За время неспешного стояния в очереди я хорошо отдохнул, и на смотровой площадке мои ноги дрожали лишь от страха высоты. А проведенное в ожидании время позволило мне оказаться над Стамбулом в момент заката.
Спустившись с башни, голодный, с все еще трясущимися ногами, я понял, что и сам Галатский Мост, и обещанный в его недрах морской ужин придутся весьма кстати. Туда я и направился. Но шел я напрямик. По задворкам. Я прошел мимо нескольких выгоревших изнутри зданий. И мимо целой улицы, на которой в окнах я не увидел признаков жизни. И мимо вот этого шикарного дома. Фотография не смогла передать всего, но вот эта сердечками закручивающаяся колючая проволока…
Сам мост начался задолго до моста. Вся набережная и стоящие на приколе лодки были усеяны пластиковыми столами и стульями, и через каждый десяток метров располагался шатер где готовилась морская еда. По мере приближении к мосту-мосту концентрация людей становилась все больше. Апогея она достигла рыбном рынке. Именно в этом месте я понял, почему женщинам не рекомендуется ходить без платка. Потому что справиться с подобным запахом могут помочь либо зажатые нос и рот, либо гордость. Мужчинам остается второй вариант, а на женщину никто косо не посмотрит.
У самого моста-моста оказалось, что по всей верхней его части (на широченных тротуарах по обе стороны проезжей части) располагаются рыбаки, их семьи, друзья, родственники… Рыбалка, как оказалось, это достойный вид досуга, которым не брезгуют заняться даже вполне состоятельно выглядящие мужчины.
Вполне себе спиннинги забавно сочетаются с самодельными креплениями, а проходящие под мостом суда — с полупрозрачными занавесками из лесок стоящих на мосту рыбаков, но местные просто не обращают на это внимания.
По обе стороны моста есть по спуски на нижний его ярус, который представляет из себя два ряда морских ресторанов. Именно там любой путеводитель советует покушать рыбы. Но так как в рыбе я не разбираюсь, а конкретного совета не обнаружилось, то я заказал рыбный кебаб-микс. Здоровенная тарелка с разными сортами по-разному приготовленной рыбы была вкусной. Для целый день прошагавшего, замершего и переволновавшегося человека. Не больше. Поняв это, я с чувством легкого разочарования перешел мост и оказался в знакомых краях. Еще через полчаса я уже засыпал в собственном номере с мыслями о том, что следующий день будет последним моим днем в этом тысячелетнем городе. Но сну моему суждено было случится куда позже — я отправился на фотоохоту за ночными красотами Стамбула.
Вообще, ближе к 10 вечера исторический район практически вымирает. Лишь на центральных его улицах продолжают работать ресторанчики да трамваи продолжают курсировать по своим металлическим руслам.
День третий
Мысль о том, что этот день последний причудливо совместилась в моей голове с воспоминанием об увиденном близ института искусств указателе к “базару ковров”, проснувшейся на тему некупленных сувениров совести и общем несколько вялом состоянии. Собираясь, я решил быть честным с собой, и не делать того, чего не хочется. Поэтому первые полтора часа я потратил на то, чтобы дойти до старбакса, попить кофе и подумать о том, чем же заняться.
Вернувшись в номер за фотоаппаратом, я решил начать с посещения музея ковров, музея мозаик и покупки сувениров. Практически через час блужданий (и лицезрение нормальной такой турецкой школы, на которой висел большой плакат с ребенком, тыкающим пальцами в клавиатуру ноутбука; нормальной такой баскетбольной площадки, где играли подростки; офиса агентства “креативных решений”) я узнал, что оба музея в понедельник не работают, и ограничился покупкой своим любимым женщинам домашнего мыла и шелкового платка. Именно здесь мне встретилось второе свидетельство существования общей истории — русско-турецкие шахматы. Но программа неустанно намекала мне, что я не посмотрел водные просторы Стамбула, и начать этот осмотр предлагалось именно с причала Халич.
Полтора часа пешей прогулки от Ипподрома до этого причала, и я за те же два доллара покупаю железную монетку, с помощью которой можно пройти сквозь метро-стайл турникеты и оказаться в уютном деревянном зале ожидания, с кондиционерами, скамеечками, большими окнами и дешевыми картинами на стенах. Именно из этого зала открывается дверь, когда очередной рейсовый паром или катер пристает к причалу.
Причал Халич сам по себе не примечателен ничем, кроме того, что прямо к набережной пришвартовано огромное количество самых разных лодочек и судов, и можно спокойно посмотреть на них и на их владельцев и поесть приготовленный на лодке рыбный кебаб.
Отсюда же открывается вид на одно из самых странных зданий, что я увидел в Стамбуле. Именно его я буду показывать игрокам, когда мне нужно будет объяснить им, что значит “крупное нарушение Маскарада”. Только представьте себе — кусок старого здания остается на месте, а рядом с ним строят новое здание так, чтобы старое полностью скрывало его окна. Но окна все равно строят.
Прождав полтора часа я таки попал на сам паром. Мне предстояло выйти на следующей точке — Причале Касымпаша. Именно там туристическая программа обещала мне интересные памятники и интересные мечети.
Первое — это располагающийся прямо на выходе с причала памятник Хасан-Паше, классическому приключенцу, чей уровень позволил ему перейти из localparagon tier’а в полноценную эпику. Этот добропорядочный турок настолько круто и профессионально жег деревни, убивал людей и брал на абордаж принадлежавшие другим людям корабли, что стал министром флота, а затем и премьер-министром. Вот так вот посмотришь на него и на его ручного льва и сразу веришь, что хоть где-то существуют работающие социальные лифты.
Следующим мне предлагалось посетить чудо света, шедевр великого Синаны — мечеть Азапкапы Соколлу. Но тут все оказалось не так просто — местные (те люди, которых я смог найти на выходе с причала, у памятника пирату и соседствующей с ним детской площадки) не знают, что это и где. Лишь молодой турок в костюме и с планшетом добросовестно открыл аналог Яндекс-Карт и, не найдя там искомого мною, обратился на своем наречии к какому-то замусоленному деду. Именно такие деды в моем воображении дорабатывали последние годы до пенсии в каких-то конструкторских бюро Советского Союза, были слегка чудаковаты и существовали в совершенно ином, недоступном окружающим временном потоке.
От оного дедушки я узнал, что мне нужно вернуться к мосту и там, у самого въезда, и будет эта мечеть. Сказано — сделано. Я отправился в направлении моста. По дороге я увидел живописные небольшие фонтанчики, окруженные десятком-полутора деревьями и лавочками. Подойдя ближе, я заметил и местных граждан без определенного места жительства, которые на этих лавочках спали, и, что показалось мне куда интереснее, надгробные камни, напоминающие те, что я видел в “Доме Мудрости”. И судя по внешнему виду я рискнул предположить, что именно вокруг них и выстраивали эти фонтанчикибеседкилавочкифонтаны.
Спустя двадцать минут, пройденных по узенькому тротуару вдоль оживленной авто-трассы я увидел мост Ататюрка. И он действительно величественен. Два несильно изогнутых полумесяцапарусаклыка по обе стороны моста напоминают острые и отточенные клыки хищника. Перебежав дорогу и пройдя вдоль нормально жилого не туристического района я оказался у искомой мечети, но — она была закрыта! На реконструкцию…
Вообще, все ремонтируемое, что я встречал в этом старом городе, было либо туристического, либо религиозного толка. И глядя на этот город, на этих людей, я отчетливо видел в этом не “суровую и беспощадную необходимость сохранять историческое наследие”, как часто воспринимаю действия власти в родном Отечестве, а инвестиции. Которые гарантировано принесут прибыль городу. Дадут новые рабочие места, позволят туристам оставлять еще больше денег, принесут новые налоги в бюджет. Странно ведь, да? Непривычно.
Усталый и злой, проделав немаленький путь назад, я снова оказался на причале Касымпаша. До следующего парохода было минут 40 и я решил спокойно послушать музыку внутри зала для ожидания. Люди постоянно прибывали — близился конце рабочего дня, и супруги стремились вернуться домой, чтобы приготовиться к возвращению мужчин с работы. Эти женщины были разными. Красивыми и не очень. В платках и с непокрытой головой. Молодые, не очень и даже совсем старые. Кстати, именно “не очень” молодые вели себя максимально свободно — старая, сморщенная старуха в черном халате, из под которого видно было только верхнюю половину лица,постоянно сверкала на них гневным взглядом.
Две совсем молоденьких девчушечки вошли в зал ожидания уже о чем-то оживленно споря: одна что-то горячо, но тихо втолковывала второй, а вторая скептически хмыкала и что-то показывала на телефоне (гнусмас модели “лопата штыковая”). Мне стало так интересно, что я по возможности незаметно (пришлось дождаться какого-то отвлечения внимания — у грузного мужчины противно, неожиданно и очень громко зазвонил мобильный телефон) переместился к ним поближе. Сдержать эмоции не получилось и пришлось даже отвернуться к окну, чтобы никто не заметил широкой улыбки — девушки смотрели в фейсбуке фотки какого-то парня в плавках, и одна тыкала пальцем в кубики пресса, а вторая — в несколько лошадиное лицо.
Дождавшись парохода, я обнаружил себя движущимся не в в сторону следующие рекомендуемой остановки — причала Фенер — а в обратном направлении! И вот уже спустя полчаса я опять выходил с причала Халич. Уже начинало темнеть, и я понял, что мне нужно сделать выбор — я не успею посмотреть многое. И я решил посмотреть металлическую православную церковь. Интригующе, не правда ли?
Официально церковь носит имя Святого Стефана Болгарского, описывается как один из немногих неоготических храмов, но местные жители не знают такого храма. В поисках таксиста, который готов будет отвезти меня до нужного здания, я от причала Халич пешком дошел до Йереботан Сарая! Лишь там усатый дядька согласился отвезти меня за 30 турецких лир. Оказалось, что искомый храм был ровно в противоположном направлении от храма. В уже стемневшем Стамбуле меня высадили близ трущобного вида многоквартирного дома, через дорогу от которого находился небольшой газон, по центру которого стояла насосная станция.
Я был настолько удивлен, что схватил сдачу не задумываясь, а когда обернулся спросить у таксиста, где же здесь “болгарский храм”, его уже не было. А в руке у меня вместо 70 лир было 20. Я тяжело и долго посмотрел в сторону отъезжающего такси. На улице становилось все холоднее, совсем стемнело, я был в двух часах пешего хода от отеля или часа до травмая, который через час уже не будет ходить. Ноги у меня были натерты, я был голоден и утомлен. Но это было не так важно, ведь я собирался увидеть МЕТАЛЛИЧЕСКУЮ ЦЕРКОВЬ!!!
Минут через 30 у сидящей на причале молодой парочки я узнал, что эта насосная станция и есть церковь. Подойдя ближе, я увидел, что металлическое ограждение этого кирпичного короба весьма красиво и узорчато, на втором этаже горит одинокая лампочка, а у на крыше входа в подвал торчит спутниковая тарелка. Все закрыто. Все блекло. И ради этого я… Ох.
Спустя два часа я купил на последние турецкие деньги в старбаксе близ Ипподрома вкусный имбирный латте, прошелся до миллионного камня и устроился на скамеечке. Холодно. Тихо. Пусто. Ночью в исторической части города именно так. А еще очень спокойно. Именно этого спокойствия мне не хватало весь последний год. И именно это спокойствие я здесь увидел.
Впереди были подъем в пять утра, маршрутка, в которой мест оказалось меньше, чем людей, и молоденькая еще женщина всю дорогу из вежливости ворчала от того, что ей приходится сидеть на коленях у незнакомого ей молодого еще мужчины, который из той же вежливости всю дорогу ей говорил, что ему это даже приятно (по-моему, места в самолете они взяли соседние), возвращение в холодную и грязную Москву и почти месяц написания этого текста, но это уже не имеет к Стамбулу никакого отношения.
PS
Этот текст писался долгое время. Странно долгое. Мне было тяжело его писать, потому что слишком уж сильные, противоречивые мысли и эмоции я испытал. Но на Крещение, выгуливая пса, я обратил внимание на странную деталь. Парк был чище, чем на День Победы, а дорожки вычищены от снега лучше, чем в день выборов в гос. думу. И разно одетые, не особенно шумные люди с разных сторон шли к прудам. И там, в -22, они ныряли в прорубь. Мужчины. Женщины. Старики. Дети. Не в пьяном угаре, а потому что “ну крещение же”.
На улице не было ни одно “гостя с солнечного Кавказа”. А знаете почему? Я думаю, им было страшно: видеть человека, которому от того, что в -22 разделся до гола и нырнул в прорубь, ХОРОШО; что у него от этого БОЛЯЧКИ ПРОХОДЯТ; видеть человека, который десять минут от дома до проруби идет голым, в одном лишь пальто и сапогах, потому что ему ЛЕНЬ РАЗДЕВАТЬСЯ НА МОРОЗЕ. Куда страшнее, чем нам — видеть вставшие в круг девятки, в центре которых кто-то танцует лезгинку. И в этот момент меня попустило. Православию нечего ответить Исламу как религии? Да. Но русской культуре, русскому быту есть еще что ответить на любой вызов.
Добавить комментарий